Worvik > Думать Беларусь > БЕЛАРУССКАЯ ДЕМОКРАТИЯ: ВОПРЕКИ ОЧЕВИДНОСТИ

АВТОР И СИСТЕМА.

Тот, кто рассматривает и описывает систему, является только автором описания или изображения системы, но не автором, создателем или собственником ее. Он несет авторскую ответственность (поскольку авторское право, это, прежде всего, ответственность за сотворенное, а только потом потребление благ и пользы или пожинание зла и вреда от сотворенного) за качество описания, т.е. за обоснованность описания с позиций истинности, разумности, культуросообразности и целесообразности. В предельном случае описание системы может быть сведено к суждению о ней. Но тогда автор суждения попадает в сферу действия того, что Кант назвал критикой способности суждения. Право на суждение должно быть обосновано и доказано, способность суждения не является безусловной принадлежностью человека. Не нужно требовать суждения свиньи об апельсинах, физика о налоговом законодательстве, политика об отправлении религиозных обрядов. Хотя физик может быть недоволен налогами, которые ему приходится платить, но по отношению к налогам он выступает не в позиции физика, а в функции работника, предпринимателя или простого налогоплательщика. Политик может быть примерным прихожанином церкви, но мнения свои об обрядности он оставляет при себе, поскольку это дело специалистов - священников. Способность суждения, которая может быть подвергнута критике и может выдержать критику, это профессиональная способность или принадлежность знаниевого подхода. Любое суждение может само стать объектом другого суждения, может стать объектом профессионального знания эпистемолога, логика, филолога, методолога и т.д.

Тогда основной проблемой элементарного отношения "автор - описание системы" становится самоопределение автора. Если автор не может отделить себя от избирателя, то в описании системы выборов непременно будут содержаться избирательские политические и личные пристрастия. Такое описание неизбежно будет однобоким, предвзятым, а потому не выдерживающим критики как системное описание. Автор исторического романа о первом президенте Беларуси имеет право на личные симпатии и политическую пристрастность текста, от него даже ожидают этого, но историк нет. Политическая ангажированность и личные симпатии и антипатии исключены из норм профессиональности историка. Такое суждение историка может быть хорошим политическим памфлетом, фельетоном, но не может быть признано историческим трудом. То же самое можно сказать о политологическом профессионализме. Если суждение не выдерживает профессиональной критики, то уж судить его приходится не с профессиональных позиций. В приведенных выше примерах Заметалина и Быкова нет ничего, что могло бы выдержать критику с профессиональных позиций. А как рядовые избиратели они ничем не интереснее, чем все остальные семь с половиной миллионов. Их личные возможности донести свое суждение через газеты не могут делать эти суждения более ценными, чем суждения старушек на парковых скамейках. Но суждения старушек на скамейках не выходят за пределы круга личного общения, а суждения Заметалина и Быкова становятся фактом общественной жизни нации. Поэтому я с полным основанием могу сказать, что авторы этих суждений люди безответственные. Когда в кругах интеллигенции ругают люмпенов, то это должно относится к Заметалину и Быкову, но не к тем, кто имеет такие же суждения в пределах круга личного общения. В заводской курилке или на скамейке в парке содержание таких суждений соразмерно месту и требованиям на способность суждения, а у Заметалина и Быкова - нет. От этих авторов суждений требуется и ожидается другое качество суждений.

Автор должен быть самоопределенным по отношению к своей работе по продуцированию суждения. То, что позволено кесарю, не позволено быку, но то, что позволено слесарю, не позволено Заметалину и Быкову. Не позволено это и мне, автору этого текста. Садясь писать текст я должен знать, что требуется от моего текста. Должен и требуется, но не хочется и можется. Такая постановка вопроса об отношении автора и текста глубоко противна интеллигенции российской выучки, она готова признавать требования начальства, готова следовать лирическим импульсам своей души, но не признает требований и долженствования культуры и критики способности суждения.

Такой текст, как этот, должен быть написан, если его не пишет никто другой - значит его должен написать я. В этом состоит одна сторона авторского отношения.

Другая сторона (второй аспект) состоит в том, что данный текст предназначен не только философам и специалистам по общей теории систем, а для широкой публики, иначе в нем нет смысла. Но тогда автор попадает в сложную ситуацию. Однажды в такую ситуацию попал Фихте, задумавший популяризацию своего наукоучения. Он написал книгу с очень длинным названием, из которого я приведу только начало: "Ясное как солнце изложение для широкой публики ... ". Даже Фихте не удалось достичь желаемой ясности, я же, не обладая его гениальностью, и вовсе не могу претендовать на" ясное как солнце изложение", поэтому буду делать это в меру своих способностей и рассчитываю на усилия при чтении со стороны "широкой публики". С этой стороны суждение автора может быть сформулировано в тезис: один из главнейших пороков "широкой публики" или беларусского менталитета состоит в том, что всего хочется достичь без труда и без усилий. Быков и его сторонники ругают Лукашенко за люмпенство и примитивность решений беларусских проблем, а сами предлагают "широкой публике" столь же примитивные сентенции, позволяя публике оставаться в том же состоянии. Им крайне обидно, что у Лукашенко есть Заметалин, который превосходит их по простоте и доступности при обращении к "широкой публике". Необходимо прекратить гонки и состязания в примитивизме. Общественная жизнь требует усилий от всех участников. От рядового избирателя - маленьких усилий, а от Быкова, Заметалина и автора - больших и даже очень. А так же от тех, кто из "широкой публики" претендует на потребление суждений, способных выдержать критику.

Третий аспект моего отношения к описанию состоит в том, что все это описывается не для того, чтобы объяснить, но - чтобы понять. Я отдаю себе отчет в том, что все изложенное может иметь мало общего с тем, как все обстоит "на самом деле". Поэтому я не объясняю "как на самом деле", я предлагаю свое понимание. Это понимание обосновано теми усилиями и действиями, которые я совершал (на практике и теории), чтобы придти к такому пониманию. У этого понимания есть свои достоинства. Мне они представляются ценными.

Четвертый аспект требует от автора учета того, что ни одно описание не может быть полным. Автор должен держаться в некоторых концептуальных рамках, которые определяются рефлексивностью его подхода. Адекватность описания (тому, что описывается) определяется с точностью до рамок. Развернутое до описания суждение справедливо, полно, истинно или практично только в тех или иных рабочих рамках. Рамки моей работы задаются прагматикой мышления людей, участвующих в том или ином качестве в политической деятельности, т.е. наделенных избирательным правом жителей Беларуси. В определенном смысле, эти рамки могут быть поняты как интерес ко всему, что может пролить свет на вопрос: почему и зачем беларусы думают и действуют в политическом пространстве так, как они думают и действуют? Суждения о том, что и как думают и делают беларусы, присутствуют в моем описании политической системы, но, как бы, на периферии авторского интереса, поскольку они занимали меня в прошлом году. В рамках интереса к тому, что и как было сделано, описание в первой части текста "Беларусь: вопреки очевидности". Но, даже взаимодополняя одна другую, первая и вторая части не дают полноты описания, ведь эти же вопросы могут быть рассмотрены в других модальностях. Что и как можно думать и делать по-другому? Зачем и почему не делается и не думается по другому? Почему и зачем нужно думать и делать по-другому? Время и место этому в других частях текста и в других рамках.