Второе введение

Проблема метода гуманитарных наук была поставлена в XIX веке сразу в нескольких методологических подходах. Классическим является различение Naturwissenschaft и Gaistwissenschaft Вильгельма Дильтея, в котором наукам о природе ставится в соответствие процедура объяснения, а наукам о духе процедура понимания. Закладывание основ науки истории, социологии, психологии, экономики и т.д. потребовало проработки методологических вопросов. О.Конт, Д.С.Милль, И.Гербарт, К.Маркс, Г.Спенсер, Ф.Гальтон и многие другие предложили свои версии построения гуманитарного знания и варианты метода гуманитарных исследований. Наиболее перспективными автор считает марксистский и неокантианский подходы к этой проблеме. Не претендуя на проработку всего культурного материала, который имеет отношение к данной теме, ограничимся кратким очерком того, о чем помнит автор настоящего текста, что влияет на нашу работу.

МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ В ГУМАНИТАРНОМ ИССЛЕДОВАНИИ.

История психологии ведет отсчет научной психологии и объективного (читай – естественнонаучного) метода от Вильгельма Вундта и его Лейпцигской лаборатории. Но объективная психология составляла только половину работы самого Вундта. Вторая половина, которую Вундт называл "психологией народов", основывалась на альтернативном методе -- интроспекции или самонаблюдении. Альтернативность объективного и интроспективного метода ярче всего проявляется по отношению к категории опыта, которая разрабатывалась в английском сенсуализме и эмпиризме. Ценности, установки, цели, интересы и нравственные императивы оставляются эмпиризмом за пределами рационального отношения, как не представленные в чувственном опыте. Такой подход делает невозможными телеологию, аксиологию и герменевтику. А поскольку, выходя в гуманитарную сферу, сенсуалисты и эмпирики постоянно сталкиваются с "человеческим фактором", то они разрабатывают палиативные концепции для элиминации гуманитарного материала, рассматривая его как исследовательские помехи, артефакты, эпифеномены. Самыми яркими из таких концепций являются: философия здравого смысла Томаса Рида, утилитаризм Иеремии Бентама, прагматизм Чарльза Пирса, бихейвиоризм Джона Уотсона и разновидности механицизма. Вундтовская интроспекция, задуманная для работы с явлениями "внутреннего опыта" в духовной сфере впадает в противоположную механицизму крайность - в психологизм. Попытку преодоления психологизма в самой психологии предпринимает Вюрцбуржская школа (Освальд Кюльпе с целой группой талантливых учеников), культивировавшая систематическую интроспекцию в изучении мышления. Но более плодотворное развитие метода осуществлено Эдмундом Гуссерлем в рамках феноменологии и феноменологической критики.

Интроспективный метод интересует нас в той части, в которой постулируется недоступность целого мира явлений внешнему наблюдению или наблюдателю, чей исследовательский подход базируется на сенсуалистической категории опыта. Этот постулат требует включенности исследователя в исследуемый мир, иначе его феномены не доступны исследователю. Гуссерлианские феномены присутствия, dasein, здесь-бытия доступны только "интенциональному" исследователю, инсталлированному на работу с ними. Признавая справедливость всей критики метода интроспекции, нельзя не считаться с аргументами Вундта, Кюльпе, Гуссерля и с постулатом о недоступности духовных феноменов внешнему наблюдателю. Решением дилеммы, как нам представляется, является введение рефлексии в исследовательскую деятельность. Содержательное наполнение категории "рефлексия" и ее методическое употребление строится на феноменологической критике Гуссерля и оргдеятельностных исследовательских схемах, наработанных Московским методологическим кружком. При таком отношении принцип рефлексии можно рассматривать как развитие старого метода интроспекции. Введение принципа рефлексии в исследование снимает противоречия и устраняет недостатки интроспекции.

Разработанные в ХХ веке представления о рефлексии меняют способ употребления интроспекции в гуманитарном исследовании. Коротко это изменение можно охарактеризовать, перефразируя Станиславского: исследователь наблюдает не мышление и деятельность в себе, а себя в деятельности и мышлении.

ПРИНЦИП ПРАКТИКИ В ГУМАНИТАРНОМ ИССЛЕДОВАНИИ.

В "Тезисах о Фейербахе" Карл Генрих Маркс почти дильтеевскими словами утверждает, что ошибка всех его предшественников состояла в том, что они лишь объясняли мир, но дальше продолжает уже по-своему: задача же состоит в том, чтобы его переделывать, тогда как Дильтей предлагал его понимать. Т.е. Дильтей и Маркс согласны в квалификации "старого" метода как объяснительного, но расходятся в интенции на построение нового. Альтернатива в том, нужно ли переделывать мир человека, или его необходимо понимать. К Дильтею мы еще вернемся, а сейчас нас интересует марксовский принцип практики, как фундамент гуманитарного знания. Марксизм настаивает на том, что практика критерий истины, и собственной же практикой доказывает истинность этой методологической посылки. Необходимо иметь в виду, что основания для введения принципа практики как критерия истины в исследовательский метод (мы исходим из того, что поиск истины является прагматической детерминантой исследовательского отношения к миру) у Маркса те же, что и у Вундта, настаивавшего на интроспективности "психологии народов". Это констатация непригодности сенсуалистической категории опыта для работы в области гуманитарного знания. Но Маркс, в отличии от Вундта, не противопоставляет два метода, а комплексирует естественнонаучный метод со своей деятельностной установкой. В учебниках диамата это формулируется очень лапидарно: от непосредственного созерцания (эмпиризм) к абстрактному мышлению, а уж только от него к практике. Таким образом, практика по Марксу ничего общего не имеет с естественнонаучным опытом, она отделена от него целым уровнем, да еще каким - уровнем мышления.

Опосредованность перехода от опыта к практике мышлением создает большие трудности в анализе и критике марксизма. Эти трудности, как нам представляется, лежат в неартикулированной Марксом прагматической плоскости мышления. Синтагматика и парадигматика марксизма достаточно хорошо изучены, на них базируется почти вся современная мыследеятельность. Инсталлированность же марксизма на революционное преобразование мира, как правило, игнорируется критиками марксизма. Она либо безоговорочно принимается (коммунизм и большевизм), либо отвергается. Нам представляется, что без критики прагматической установки Маркса марксистский метод и подход не восстанавливаются в полной мере, и принцип практики не находит должного употребления в исследовательской деятельности. Но нас сейчас занимает более узкая задача: методологический смысл принципа практики в гуманитарном исследовании. Учет этого принципа приводит к необходимости включенности исследователя в сферу исследуемой мыследеятельности с особой деятельностной позицией. Так, хоть и с другой стороны, чем при рассмотрении развития интроспективного метода, мы выходим на констатацию невозможности исследования гуманитарной действительности с позиции внешнего наблюдателя. Исследовательская позиция является элементом исследуемой системы, частью исследуемого мира, а особость этой позиции определяется специальной организацией рефлексии исследователя.

Такая трактовка принципа практики предполагает комплексирование предвзятости (интенциональности) участника мыследеятельности, которая неизбежно присутствует (dasein), с организацией систематической исследовательской рефлексии. Способность к такому комплексированию давала большевикам ту силу, которую они догматически и неоправданно обосновывали в тезисе, что "учение Маркса всесильно, потому что оно верно". Введение принципа практики в метод исследования придает рефлексивным суждениям деятеля исследовательский характер в большей степени, нежели объяснительным конструкциям внешнего наблюдателя.

ГЕРМЕНЕВТИКА В СТРУКТУРЕ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ.

Обозначив понимание сверхзадачей наук о духе, Вильгельм Дильтей легитимизировал герменевтику как возможный метод гуманитарного исследования. Но его апелляции к истории и литературоведению указывают скорее на древнюю герменевтику, представляющую собой искусство толкования и понимания текста. В качестве текста в широком смысле может выступать любой семиотический комплекс, например, исторический персонаж, или представитель иной культуры или социальной страты. В таком виде герменевтический метод выступает в очень редуцированной форме, в половинчатой функции. Такая герменевтика применима в монологической или риторической (по Сергею Аверинцеву) культуре. Развитие представлений о понимании после Дильтея значительно расширяет и сферу применения герменевтики. Мартин Бубер и Михаил Бахтин ввели в гуманитарное знание и концептуально простроили категорию диалога. Категория диалога и принцип диалогичности культуры и в буберовском, и в бахтинском смысле заставляют трактовать понимание не как усилия и способность индивида или его сознания, направленные на внешний объект (текст или "другой" человек), а как поле (среду, эфир), в котором обретают свое действительное существование гуманитарные и духовные явления и объекты. Тогда и герменевтика как деятельность понимания и как работа с пониманием становится чем-то большим, чем индивидуальное искусство или техника, она приобретает статус метода. Разработку герменевтики в качестве метода вряд ли можно считать законченной, несмотря на участие в ней Хайдеггера, Гадамера и многих других философов и методологов. Герменевтика в ММК разрабатывается на базе онтологической схемы мыследеятельности в комплексе с другими составляющими метода. Мыследеятельностная герменевтика была реефицирована в организационно-деятельностных играх без достаточной идеализации и объективации, что ограничивает ее употребление в более широких масштабах. Эту задачу методологии еще предстоит решать.

В рамках настоящего введения автору достаточно только указать на требование, которое вытекает из схемы мыследеятельности (или из введения герменевтики в метод гуманитарного исследования) – необходимость понимать, а не объяснять исследуемую действительность, необходимость выражать исследовательские результаты в "понимательной" форме. Выполнить это требование можно только одним способом: поместить исследователя в одну деятельностную ситуацию с исследуемым, вступить в диалог с исследуемой реальностью, погрузиться в поле (среду, эфир) понимания, в котором только и возможен диалог, будь то "диалог культур", или диалог понимающих друг друга людей.

АКСИОЛОГИЯ КАК РАМКА ГУМАНИТАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ.

Основы аксиологии заложили неокантианцы баденской и других школ. Применительно к методу гуманитарных исследований аксиология выступает как рамочное знание. Рамка ценностей есть то условие, в котором явления, вещи и объекты духовного и гуманитарного мира обретают статус существования или утрачивают его. Протогоровский человек только тогда есть мера всех вещей, существующих в том, что они существуют, несуществующих в том, что несуществуют, когда есть гуманитарная исследовательская установка, и исследователь владеет рамочным аксиологическим знанием.

Поэтому нас интересует именно аксиология, а не аксиометрия. Андрей Вардоматский*1 и его аксиометрическая лаборатория дают богатый материал для гуманитарных исследований в Беларуси, но сами исследователями не являются, поскольку в аксиометрии производится редукция ценностей до "мнений по поводу". Ценности и аксиология утрачивают, тем самым, рамочный характер, а сама "х-метрия" – характер гуманитарных измерений. Проблематика гуманитарных измерений и шкалирования является особой темой, как и место измерений в структуре исследовательской деятельности. В порядке упоминания можно сослаться на известные психологам и социологам феномены измерения ценностей в области расовых предрассудков Богардуса и Ли, на хоторнский эффект. Эти феномены свидетельствуют о рассогласовании измеренных "мнений по поводу" и наблюдаемых регулятивов поведения людей. Через три десятилетия после того, как были описаны эти феномены в американской психологии была сформулирована теория когнитивного диссонанса для их объснения. Причем область определения этой теории ограничивается лабораторными эффектами и искусственными ситуациями.

К нашим проблемам ближе лежит другой прецедент аксиометрии в американской психологии. Это подходные различия между методикой семантического дифференциала Осгуда и теорией личностных конструктов Келли. Процедура заполнения репертуарных решеток Келли и выявления личностных конструктов сложна и трудоемка, а результат внешне похож на то, что получается в семантическом дифференциале Осгуда, который прост и доступен в исполнении. Но по методике Осгуда респонденту навязывается культурно-нормированный стереотип ценностных оценок, в которых испытуемый легко ориентируется на уровне знания, если он хорошо учился в школе, а по процедуре Келли испытуемый восстанавливает свою личную картину ценностей. Поэтому испытуемый Осгуда легко отступает от императива, который он обрисовал в семантическом дифференциале, когда оказывается в личностно значимой ситуации, а у испытуемых Келли такого рассогласования нет. Только учитывая тонкости подходных различий типа этих, можно пытаться понять избирателей 221 округа Минска, которые в один и тот же день на референдуме отдавали свои голоса Лукашенко, а на выборах – Позняку, без всякого когнитивного диссонанса. Понять и объяснить – две большие разницы.

Еще в большей степени нас интересуют собственно аксиологические работы, которые мы упомянем в беглом очерке.

Важнейшим образцом для гуманитарных исследований являются работы Макса Вебера по протестантской этике и по профессиям или призваниям (Beruf). Это был первый прецедент, когда аксилогия действительно предложила рамку понимания актуальности XIX века.

Еще более яркий пример дает И.Шумпетер, предложивший экономическому мышлению в 1911 новый идеальный объект – предпринимателя. Введенная в "Теории экономического развития" фигура предпринимателя изменила прагматику экономического мышления, что дало возможность, в свою очередь, ввести мышление в экономическую теорию. И вот, уже Л. фон Мизес начинает говорить о плате за мышление, за правильный прогноз, которую получает предприниматель, и которая становится значимым фактором экономического развития. В плане гуманитарных исследований это смена аксиологической рамки, новое понимание, снимающее марксовскую прагматическую конструкцию антагонистических интересов пролетария и капиталиста (согласно, столь почитаемому марксистами, закону отрицания отрицания).

Опуская множество других значимых рамочных сдвигов в мышлении ХХ века, вспомним только "новое мышление" Горбачева. Оставив нетронутыми парадигматику и синтагматику советского мышления, Горбачев только слегка затронул ценностные категории социализма, а эффектом стало отрицание социалистичесого и имперского подхода. Общество, еще недавно толпившееся "по одну сторону баррикады", оказалось столь разнородным, что понастроило множество баррикад, стало активно спорить и выяснять, где истина.

Аксиология задает рамки гуманитарного исследования, рамки делают существующими и значимыми те или иные реалии и объекты исследуемого мира, они же организуют результат исследования в том, как, и каким он может и должен быть.

МЕТОД И ИССЛЕДОВАТЕЛЬ.

Все сказанное далеко не исчерпывает того, что нужно было бы сказать о методе гуманитарного исследования. Принцип остановки состоит в том, что для фрагмента исследования достаточно фрагментарной характеристики метода. Как естествознание в исследовании природы формировалось с установкой на неисчерпаемость исследовательских задач, так и исследование деятельности и мышления бесконечно. Локализация в исследовании определяется возможностями и ресурсами исследователя и задачей.

Если исследователь принял все, что изложено в этом предисловии, он не может удовлетвориться социологическими опросами, политологическими спекуляциями, психоанализом персоналий, экономической статистикой и т.д. Ведь исследование уже должно быть: интроспективным (рефлексивным), практичным, герменевтичным (понимающим) и аксиологичным (рамочным). Исследовательский плацдарм задан в первом введении, это мыследеятельность в функционировании институтов современной демократии. В зоне доступности исследователя находятся демократические институты Республики Беларусь. Значит:

- нужно войти в функционирующие институты демократии;

- произвести там определенное действие;

- рефлексивно отделиться от этого действия и встать в исследовательскую позицию;

- понять само действие и изменения произведенные им в исследуемой системе деятельности;

- рамочно оформить это понимание;

- фальсифицировать или верифицировать это понимание в спроектированном и произведенном новом действии.

В оптимальном варианте такая задача решается при наличии пары деятельностных позиций: действующий политик и консультант-исследователь. Реалии Беларуси далеки от оптимальности. В президентских выборах 1994 года была предпринята попытка именно такого пути решения задачи. По разным причинам (описание их, уже есть исследовательский результат*2) пары политик – исследователь образовать не удалось, поэтому был выбран компромисс - комплексирование двух позиций на одном деятеле. В таком варианте можно говорить об исследовании действием. Исследователь, руководствуясь принципом минимакса, экономит ресурсы, сам становится участником демократического процесса (кандидатом в депутаты парламента), сохраняя исследовательскую установку. В этом есть даже некоторое преимущество, у политика и исследователя прагматика очень различается. Политик априорно отвергает то, что больше всего интересует исследователя (так, например, невозможен был бы выбор описанного во Введении 3 округа для такого типа исследования, поскольку любой политик оценивал этот округ, как совершенно бесперспективный), и, напротив, исследователю незачем заниматься тем, что наиболее актуально для политика (политики порой требуют от экспертов высокой квалификации такой чепухи, что исключает исследовательское отношение).

_______________________________________

*1. Упоминание имени Андрея Вардомацкого в тексте, где все остальные имена являются хрестоматийно известными, требует пояснений. В Беларуси совершенно отсутствует инфраструктура интеллектуального обеспечения процесса демократизации общества и просто политического процесса, как такового. Может быть автор незаслуженно обошел упоминанием те немногие структуры и имена, которые пытаются заполнить своей деятельностью существующую пустоту. Аксиометрическая лаборатория агентства "Новак", которым руководит доктор Вардомацкий – одна из таких структур, работающая на весьма высоком уровне. Но при отсутствии инфраструктуры ее деятельность мало эффективна, как и всех остальных. Части обретают свое настоящее место только в структуре целого.

Хрестоматийность остальных упомянутых имен, наверное, тоже нуждается в пояснениях. Беда в том, что беларусские гуманитарии, в большинстве своем, с этой "хрестоматией" незнакомы. Они учились по другим "учебникам". Качество этих "учебников" ниже всякой критики, как следствие этого - состояние беларусского гуманитарного знания и положение дел в стране. Если бы автор принадлежал к академической традиции и разделял ее ценности, то следовало бы дать ссылки на литературу всех упомянутых персонажей. Но автор не разделяет академических ценностей, по крайней мере, на этом этапе исследования. Опыт работы Агентства гуманитарных технологий в сфере гуманитарной подготовки различных слоев и страт беларусского общества свидетельствует, что актуальным в настоящей ситуации является гуманитарный ликбез, а не академическое образование. Одно другого не исключает, актуальность ликбеза и образования определяется этапами деятельности. Всему свое время. Отсюда очерковость и лапидарность авторского изложения. "Хрестоматии" нужно знать.

*2. Алексей Толстой заканчивал свою иронично-историческую поэму словами: "ходить бывает склизко по камешкам иным, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим". Исследование это не расследование, хотя и то, и другое может опираться на один и тот же материал, а место материала – в архивах.