Комментарий

• Есть ли альтернатива восстановлению империи на постсоветском пространстве?
• Может ли Беларусь сопротивлятся реставрации империи?
• Возможна ли беларусская национальная идея?
• Может ли Беларусь существовать и процветать без России?
• Как можно обустроить Беларусь?

(Применима ли философия и методология при обсуждении беларусских проблем? Или о беларусских проблемах может судить только безграмотная деревенщина с “обеих сторон баррикад”,  а разумных суждений о Беларуси в расчет принимать не надо. Большинство беларусских политиков и интеллектуалов должны быть дисквалифицированы в своей деятельности уже на этапе разбора этого предположения. Конечно, идеология может не считаться с этим предположение, поэтому может городить любую ахинею.)
Августин Аврелий, Макиавелли, Гердер, Кант, Гегель, Маркс, Шпенглер, Тойнби, Гумилев, Вебер, Поппер, ... .
 
Разумно ли то, что делается в Беларуси? На этот вопрос часто дают отрицательный ответ, но из этого ровным счетом ничего не следует. Разумность — мера нашего отношения к происходящему, а отнюдь не мера и оценка самого происходящего. Все действительное разумно, все разумное действительно — это утверждение Гегеля можно распространить и на Беларусь. Но тогда, еще до определения меры разумности, необходимо разобраться с действительностью. А что в действительности происходит в Беларуси? На этот вопрос невозможно ответить без ответа на другой вопрос: Что такое действительность? Это не так просто, как может показаться. Действительность определяется мышлением, а точнее организованностью мышления. Например, если мышление организовано предметно (если мы умеем мыслить только в рамках предмета, например, истории, логики или экономики), то действительным мышление признает только то, что имеет отношение к предмету. А если мышление не организовано как предмет, то в трактовке действительности может встречаться полный произвол. Рассмотрим пару примеров:

Версия 1. Есть феномен (или, если угодно, прецедент, или случай): В Беларуси в январе 1998 года происходит суд над Павлом Шереметом и Дмитрием Завадским. Насколько это действительно? Если мы разбираем этот вопрос в рамках юриспруденции, то действительным является именно правовой прецедент. Действительно нарушение прав человека, или нарушение государственной границы, или практика ликвидации презумпции невиновности в правоприменительной практике, или ликвидация независимости судебной власти. Но если мы сменим предметность рассмотрения и окажемся в рамках геополитики, то этот случай становится несущественным (несуществующим). Тогда — Происходит восстановление Российской Империи в новом историческом качестве, а на пути этого восстановления есть незначительные препятствия, которые успешно ликвидируются усилиями исполнительной и судебной власти. Или так — Происходит новый передел мира накануне XXI века между укрепившимся Западным миром и выходящей из депрессии Россией. В техническом отношении оформление этого передела сопровождается незначительными инцидентами на границах (см. например случай с Шереметом). Иначе этот случай (феномен, прецедент) будет выглядеть в рамках истории, экономики, психологии, культурологии или иной предметности.

Версия 2. Что происходило в действительности в Беларуси 1000 лет назад в 998 году? Как обстояло дело с правами человека, когда варяг Владимир терроризировал семью кривичского князя Рохволода? А что можно сказать о свободе совести для язычников в период крещения славянских племен? Проводились ли тогда экономические реформы? Была ли внешняя политика суверенного Полоцка многовекторной или все силы были брошены на восстановление разрушенных связей со “старшим братом” — “Киевской Русью”? Теперь представим себе такое же рассуждение в 2998 году. Что тогда будут говорить о нашем времени? Вот типичный пример: “В XVI веке примерно в одно и то же время на Руси царем был Иван IV, а в Англии Генрих VIII.

И первый, и второй проводили жесткую политику на централизацию и укрепление царской и королевской власти; и тот и другой извели чуть ли не по десятку собственных жен; оба “прославились” казнями своих противников и тех, кто мешал проведению их политики.

В период царствования Ивана IV было казнено около трех тысяч человек; Генрих VIII казнил 72 тысячи и, как ни парадоксально, в России Иван IV деспот и “сатанист”, а в Англии Генрих VIII — почитаемый всеми монарх, поскольку все, что он делал, он делал на благо государства и монархии.” (С.Трахименок, Безопасность государства. Методолого-правовые аспекты. Минск, “Хата”, 1997г.) Оставим на совести автора фрагмента трактовку уважения к Ивану IV и Генриху VIII в России и в Англии. Но сам ход мысли весьма интересен: Видимо Ивану Грозному не хватило “грозности”,замочил бы раз в 20 больше людей — и Россия была бы как Англия. Соответственно, жены этих монархов, их политические оппоненты — это все “навоз истории”, их личные трудности и проблемы в расчет не принимаются при решении ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ. Так может быть все оппоненты Лукашенко — это досадные недоразумения на пути к великой исторической цели — Восстановление Великой Державы, если их ликвидировать — это только поможет делу.

Таким образом, в рамках первого постулата нам необходимо остановится на том, что мы будем считать действительным. Критерий разумности не применим за пределами той или иной действительности. Ни одна действительность не определяется эмпирически и не выводится дедуктивно. Действительность дана нам априорно. Например: 1. Человек — это действительность, поэтому и Иван, и Генрих являются преступниками даже если бы казнили только по одному человеку без вины, централизация и укрепление государственности и монархии не может быть оправданием (парадокс Достоевского о слезе ребенка). 2. В Беларуси действительна Беларусь, причем, действительна как суверенная маленькая европейская страна. Все действия, направленные на воссоздание “Великой Державы” в Беларуси либо преступны в рамках этой действительности, либо иллюзорны и фантастичны. 3. В вопросах действительности апеллировать необходимо не к мнениям отдельных людей, а к организованному мышлению и к Богу. Априорность действительности, в которой живет человек не исключает того, чтобы она была разумно обоснована. Если человек недействителен — его можно принести в жертву ради великой цели, даже не одного, а три или семьдесят две тысячи. Тогда вопрос разумности сведется к определению того, а сколько жертв в диапазоне от 3000 до 72000 является оптимальным, т.е., необходимым и достаточным. Скажем 3000 — мало, 72000 — много, это уже граничит с неразумным, а 10000 — в самый раз.

Что касается разумности, то определив действительное бытие мы можем о нем разумно или неразумно судить. Здесь разум сам себе судья, об этом можно спорить и убеждать друг друга. Причем разумные суждения можно формулировать даже о том, что определяется вовсе не законами и принципами разума. Другое дело, что с этими разумными суждениями делать? Кантовские антиномии чистого разума предложены именно для того, чтобы показать, что разум имеет предел. Наше первое предположение утверждает, что вопросы о Беларуси находятся по эту сторону предела, они принципиально имеют разумное решение. Если это не так — то, все наши размышления бесполезны, но и вреда от них нет. Если это так, то мы отвечаем за то, что в Беларуси делается и происходит.

Больше аргументов в пользу противоположного утверждения. Даже результаты простого труда лишь отчасти совпадают с предшествующим труду замыслом. Или, вспомним железный аргумент Воланда: как человек может управлять ходом вещей и распоряжаться будущим, если он своим собственным будущим распорядиться не может. Но все же, мы способны накапливать деньги на черный день. Мы способны вменить детям (хотя бы изредка) склонность к учебе, а не к прожиганию жизни, воспитать трудолюбие, а не разгильдяйство, и тем самым определить, хотя бы частично, их будущее. Мы не можем предотвратить ураган или наводнение, но мы способны подготовиться к таким сюрпризам природы и минимизировать потери. Будь у нас голова на плечах. Мы могли бы смягчить последствия Чернобыля, а если бы было что-то в этой голове, то и вовсе — не допустить этой катастрофы. То есть, разум как-то может оказывать влияние на будущее. Ограничимся пока этим, и не станем настаивать на большем.
 
 

Но на это можно посмотреть и с другой стороны. Аргументы наступившего будущего будут именно на стороне того, кто выбрал логику наиболее адекватному этому, еще только наступающему будущему. Можно сказать, что будущее это приз тому, кто избрал соответствующий этому будущему способ мысли (а, следовательно, и действия), и наказание тому, кто ошибся в выборе. В 1991 году можно было выбрать логику ГКЧП или логику Ельцина. В пользу проекта ГКЧП аргументов было достаточно, только это все были аргументы в дефективной логике. За Ельцина были только аргументы из будущего да предствления о желательном варианте будущего у литовцев, латышей и эстонцев. Глядя из 1991 года — будущее (на шесть-семь лет вперед) определялось разумным (?) решением тех, кто придерживался логики Ельцина. А если в 1998 году говорить о будущем, то это уже не так очевидно. Кажется, и Ельцин уже отказался от той логики, да и многие другие, например Лукашенко. Но ГКЧП в 1991 году выступил против Горбачева и его логики и политики. Ельцин тогда был третьей стороной. Он обыграл Горбачева не в августе, а в декабре. Решения Ельцина в большей степени повлияли на наступившее будущее, чем решения Горбачева.

Разные разумные решения и логики конкурируют между собой, но вопрос ставится не о том, какая из логик, какие решения более правильны и ближе к истине, в о том, какие решения в большей степени реализуются. Пробема не в истинности, а в реализуемости. Выбирая из разных решений, нужно проверять их именно на реализуемость, спрашивать: А какое из известных решений скорее и в большей степени определит будущее? Если обратиться к актуальной истории Беларуси, то важно определиться относительно нескольких решений. Например, решения беларусских проблем, которые озвучивает Зенон Позняк вполне разумны и логичны. Но в какой степени можно ожидать, что они будут реализованы в ближайшем или отдаленном будущем? То же самое относится к другим разумным предложениям и проектам обустройства Беларуси: либеральный, социал-демократический, национал-демократический и национал-социалистический пути развития. Если не один из них не пройдет проверку на реалистичность, то будущее будет определяться криминальным миром, или будущего у Беларуси не будет вовсе.

Сам по себе сформулированный принцип может показаться банальным — одни решения лучше чем другие. Но значение его не в этом, а в том, чтобы помнить об этом принципе при разработке решений. Чтобы разум не занимался продуцированием исключительно абстрактно правильных решений. Этот принцип побуждает строить разумные решения так, чтобы они были “чемпионами по реализуемости”. С сожалением можно констатировать, что те, кто в Беларуси разрабатывает партийные и иные программы, как будто бы и не подозревают о такой простой истине, что из множества разумных и правильных предложений реализовано может быть только одно.
   

4.Предположим, что мера влияния решений на будущее хоть и нетождественна истинности и правильности, но все же истинность и правильность решений связаны с мерой влияния на будущее прямой зависимостью, а не обратной, и эта зависимость, говоря языком статистики, достоверна, а не случайна. Другими словами, чем разумнее решение, тем в большей степени оно определяет будущее (на неразумные, внеразумные, иррациональные решения и действия это предположение не распространяется). (Р.Декарт, И.Кант, И.Г.Фихте, М.Вебер, А.А.Богданов, К.Поппер, Дж.Сорос, Л.фон Берталанфи и вся традиция рационализма.)

В качестве гипотезы с онтологическим содержанием все эти допущения и предположения мало интересны, поэтому нет нужды их доказывать или опровергать. Все эти допущения важны в качестве деятельностных постулатов, принципов и правил. Поэтому такие допущения обосновываются не тем, что так есть “на самом деле”, а тем, что если мы будем поступать в практической жизни не считаясь с этими допущениями и принципами, то будем делать исключительно глупости, регулярно попадать впросак, или, того хуже, впадать в грех,и совершать преступления.

Я не знаю, чего было больше в поступках и делах Кебича, Шушкевича и Позняка в 1994 году глупости, греха или преступной небрежности, когда они отметали все разумные решения и действовали тупо и примитивно, чем и допустили такую напасть для страны. Они как раз основывались на наивно-реалистических онтологиях. Каждый из них думал, что он лучше знает, как обстоят дела “на самом деле”, что они “знают свой народ”. Свое “знание народа”, знание того “как на самом деле” они никак не проверяли, наоборот, этим интуитивным знанием они проверяли всю информацию, которая к ним поступала. И отбрасывали все, что не соответствовало их интуициям. Например, в 1993г. Шушкевичу была предоставлена информация о коррупции более полная и достоверная, чем та, которую сбросили Лукашенко. Шушкевичу эта информация не понадобилась, а Лукашенко со своего доклада начал путь к президентству.

В третьем тезисе мы рассмотрели один из критериев — реализуемость. Как бы не были логичны и изящны разумные построения, они недостаточно разумны если не реализуемы. Реализуемость не исчерпывает разумности полностью, поскольку истинность суждений (приближение к истине) как другой критерий отнюдь не отменяется, но они не могут быть сведены друг к другу. Теория может быть очень близка к истине. Так, никто из теоретиков и практиков космонавтики не оспаривает теоретической возможности межзвездных (не межпланетных) полетов, но никто, кроме фантастов, не возмется утверждать, что они практически осуществимы. И далеко не все, что люди делают (реализуют) имеет отношение к истине.

То, что не фальсифицируемо — не может быть верифицировано. Верификация и фальсификация связаны взаимообратной зависимостью: То, что фальсифицируемо, но фальсифицировать его пока не удалось — считается до поры до времени верифицированным. То, что не удалось верифицировать — считается фальсифицированным, правда не окончательно и не навсегда. Если это принимается, то для соблюдения обсуждаемого принципа можно остановится на таком варианте: более разумным может считаться такое суждение которое может быть подвергнуто более изощренным и многообразным способам фальсификации. Грубо говоря: по семикратно отмеренному резать можно смелее и увереннее, нежели по отмеренному ежиножды и без проверки, тем более, по “прикинутому на глазок”. Последнее замечание: фальсифицируемость не нужно путать с фальсифицированностью, а верифицируемость с верифицированностью. Т.е., для разумного суждения быть фальсифицируемым не означает быть сфальсифицированным. Как раз нередко приходится сталкиваться с тем, что только то, что фальсифицируемо — верифицировано.
   

Принцип отбора необходимой информации заложен в бюрократический механизм как программа в компьюьер. Разные программы пропускают разную информацию. Поэтому наличие бюрократии само по себе не гарантирует правильности решений, все равно необходимо отлаживать программное обеспечение. Чтобы попасть на глаза лицу принимающему решение информация в бюрократической системе должна быть правильно оформлена. Полные правила оформления доступны только самой борократии. Поэтому большая часть информации, пропускаемая через систему бюрократических фильтров порождается самой бюрократической системой. Вместо информации об объекте управления лица принимающие решения получают артефакты или “искусственные факты” то есть информацию о “фильтрах”. Этот механизм погубил Кебича. Вся государственная машина пропускала к нему и другим лицам принимающим решения только информацию о собственной лояльности.

Итак, если нам предстоит выбирать одно из нескольких предложений, каждое из которых претендует на статус решения, что нам необходимо рассматривать и анализировать, а что можно отбросить без рассмотрения? Первое и минимальное требование к предложению или сообщению, которое может быть рассмотрено в качестве возможного решения состоит в том, что оно должно включать в себя две взаимодополнительные и содержательно и логически согласованные части: 1. Онтология объекта или системы, описывающая с чем мы имеем дело. 2. Деятельностно-технологическая схема, описывающая, что будет происходить с этим объектом или системой без нашего участия, или с конкретным планом нашего участия.

Например, астрологические сообщения не выдерживают проверки по этому требованию (т.е. неявляются решениями), поскольку не содержат первой части. Астрологические тексты полны прогнозов, предсказаний и рекомендаций, но в них полностью отсутствует описание объектов, предполагается что они интуитивно даны читателю таких текстов. На эту элементарную ловушку попадается наивное сознание, которое “подставляет” в астрологические уравнения собственные интенциональные объекты, а дальше все происходит как в известном арифметическом фокусе — “задумай чило” (задумай число, помножь его на 2, прибавь 3, отними задуманное число, и т.п.). Так в беларусской политике поступает хитроумный Гончар (сам себе астролог). Не заботясь о понимании содержания объектов, которыми имеет дело, он тщательно продумывает порядок действий, не замечая, что ходит по логическому кругу, реализует это порядок и проигрывает.

В беларусской политике много сторонников таких решений. Как наивные марксисты точно знали, что мировая революция неизбежна, так и эти политики точно знают, что неизбежен рынок (демократия, или открытое общество, или братский союз славянских народов). Тех марксистов Сталин сгноил на лесоповалах или добивал ледорубами, а этих “политиков-сциентистов” Лукашенко вытеснил в маргиналы. К таким псевдонаучным решениям прибегают геополитики, онтологические экономисты, славянофилы и пр.

Разумеется, что соответствия минимальному требованию недостаточно для того, чтобы принять решение к исполнению. Ведь формальное наличие двух необходимых частей в варианте решения еще не гарантирует соответствия их друг другу. Часто встречаются решения-монстры, где онтология взята в одной парадигме, а технология совсем в другой. Получаются сапоги в смятку, а принимающий решение никак не может решить, чего ему больше хочется — демократии или осетрины с хреном.
 

6.Допустим, что разумными считаются решения, содержащие развернутое логическое, теоретическое или эмпирическое обоснование предложений, действий, оценок и прогнозов, или указывающее на наличие таковых. (А что еще? Можно представить себе решения основанные на откровении — логика Бога, на основе рефлекса — эмпирика прошлого, или на основании программного автоматизма — внешняя логика и теория составителя программы.)
 

Формальное соответствие требованиям на право считаться решением еще не означает, что такое решение разумно. И первая и вторая обязательные части предложения, претендующего на статус решения могут быть мифическими или фантастическими, могут противоречить этике и праву. Например, классовая теория общественных отношений, которая при всех условностях может быть принята как разумная онтология, диктует совершенно антиправовой и аморальный порядок действий. Как иначе можно расценить решения типа: уничтожение кулака как класса? Или, разумный порядок интеграционных действий может извращаться фантастической онтологией панславянизма. Существует множество описаний объекта действия и управления, которые разумно не обоснованы, а получены как резонерство по поводу мифов и предрассудков. К таким квазионтологиям можно отнести все описания менталитета народа, или описания хозяйства страны, построенные на основе политэкономии социализма, геополитические описания “народов или разбойников суши” и “народов или разбойников моря”. Обоснование онтологической части решения может быть логическим, теоретическим или эмпирическим, но не интуитивным или полученным через откровение свыше. Обоснованным может считаться только то, что может быть проверено, причем проверено неоднократно и любым субъектом, который владеет процедурами проверки. Интуиция же и откровения не проверяются, а потому, даже самые генияльные интуитивные решения неразумны. Правда, есть для этого две лазейки — юридическое ответственность и страхование. Если субъект принимающий решение не может обосновать свой образ мысли об объекте, но имеет четкий план действий, он принимает на себя ответственность за решение и отвечает за него по существующему закону, отвечает имуществом, должностью, репутацией (что при нормальной системе выборов является достаточной мерой ответственности для политика) или жизнью (в предельных случаях, как самураи в Японии или дворяне в Европе, а также деятели криминального бизнеса). Своеобразной заменой обоснованности рискованных решений в цивилизованном мире является страхование ответственности, фактическое поручительство или перекладывание ответственности на другого субъекта, который делает это добровольно, но за соответствующую страховую премию. Для современного режима в Беларуси характерен специфический вид страхования при принятии решений на государственном уровне. Поручителем по глупым решениям выступает Россия, причем в качестве расчета за предоставление страховки выступает национальное имущество и государственность Беларуси. Соответственно, при принятии решений в национальном масштабе бессмысленно искать разумные обоснования, поскольку все застраховано. Разумность же данной страховки относительна, со стороны поручителя или страхователя все разумно — страховой взнос заведомо больше тех потерь, к которым может привести глупая политика. Например, полная изоляция Беларуси в мире и непризнание ее международным сообществом не распространяется на Россию, а после инкорпорации Республики Беларусь в Российскую Федерацию в таком признании нет никакого проку. Режим, застраховавший свою ответсвтвенность за такую цену идет на большой риск, но видимо считает его оправданным. А народ Беларуси не понимает, что его внесли в качестве залога, что все национальное имущество и частное имущество в стране — предмет ипотечного права. Но те, кто это понимают становятся непримиримыми противниками режима. Но быть противниками режима — значит занимать позицию, сама позиция обоснована априорно: Это моя собственность, и никто без моей воли не может вносить и принимать ее в качестве залога, тем более в сомнительных сделках. Занятие позиции еще не означает разумности принимаемых в этой позиции решений. Да и возможность принятия решений еще не гарантируется. Ведь при крепостном праве (или рабстве) использование людей и их собственности в качестве залога и предмета купли продажи были обычной практикой, а крепостной и раб не могли своими решениями изменить ситуацию. Их решения имели своим объектом собственность, а изменить ситуацию можно было только изменив такой объект как право (отмена крепостного права или запрещение рабства).

Отсюда требование разумной обоснованности второй части решения — плана действий. Томас Джеферсон написал Конституцию США и был президентом этой страны. Кроме того, его беспокоила проблема рабства, он даже отпусткал своих рабов на волю. Но он работал с частным правом, с правом отдельного раба и отдельного рабовладельца, при таком подходе рабство в Америке продолжало существовать еще много десятилетий.

Разумное обоснование деятельностно-технологических схем это методы современного планирования и программирования деятельности, согласованные с объектом деятельности. Талакой можно построить традиционную деревенскую хату, программа талаки так проста и очевидна, что только сумасшедший начнет крыть крышу не возведя стены. Но достроить Дворец Республики на Центральной площади Минска талакой невозможно, здесь необходима современная программа, и сделать ее может только владеющий современными методами прораб. Поддержание порядка в деревенской общине не требовало писанного права, достаточно было обычного, то есть традиционных представлений членов общины о справедливости, но уже самый маленький город не может жить без устава. А государству нужен большой и разветвленный свод законов, процедур и правил. Известно несколько версий того, как писалась, а потом правилась Конституция РБ 1994 года. Лев Сапега, наверное, беспрестанно ворочался в своем гробу в это время. Неразумного и просто глупого в этих действиях было очень много. Например, когда писалось слово “президент” — подразумевалось “Кебич”, писалось “Сейм” — исправлялось на “Верховный Совет”, писалось “герб” — подразумевалась “Погоня”, но записать это постеснялись. Конституция 1994 года очень похожа на деятельностно-технологическую схему функционирования государства, но сделана без разумного обоснования. К тому же авторы не несут никакой ответственности, потому что те, кто ее писал не знают тех, кто привил написанное, а те кто привил не признаются, на чем основаны их правки.
 
 

Мы формулируем самые общие и минимальные требования к решениям об обустройстве в Беларуси. Если опустить все обоснования, которые приводятся в этом тексте в пользу формулировки этих требований, то упрощенная формула решения может иметь вид: Если с объектом X сделать действие Y, то получится результат Z. Каждая из трех переменных формулы может принимать разные значения. Так действие Y может быть бездействием или определенным порядком действий. Например, если с беларусской армией (Хj) ничего не делать (Y=0), то она станет угрозой государству (Zj) и источником социальной нестабильности (Zj-i). Если в баларусской армии (Хj) провести реформу (Yk — здесь Yk полагается как развернутый план реформы с программой действий), то мы надежно обеспечим безопасность государства (Zb), но будем испытывать экономические трудности с ее обеспечением (Zb-e) и получим социальное напряжение среди учащейся молодежи (Zb-e-m). Понятно, что прагматическая проблематика сосредаточена на переменной Z. Именно прогнозируемые последствия интересуют нас при рассмотрении разных вариантов решений. И проверяя имеющиеся последствия тех или иных действий мы можем судить о правильности и истинности X и Y. Если предлагалось сделать с Xа действие Yа, чтобы получить Zа, а Zа наступило само, без нашего участия, значит действие Yа было избыточным, а решение неправильным. Т.е. даже наступившие желательные последствия могут служить опровержением правильности тех или иных решений. Тем более, если мы все же выполнили действие Yа, а последствием стало Yl, у нас есть све основания отвергнуть решения типа XаYаZа. С другой стороны, если мы не смогли выполнить Yа, а только Ys, и не получили желаемого Zа, то у нас нет оснований отвергать решение XаYаZа. И так далее. Два примера:

1. Одно решение гласит:

Хс — В Республике Беларусь плохая государственная символика.

Yс — Давайте проголасуем за то, чтобы сменить Погоню на “капусту”, а бело-красно-белый флаг на красно-зеленый.

Zс — так мы победим националистов и жизнь станет без них лучше.

----------------------------------------------------

Выполнили Y. Частично ожидаемые последствия Z наступили, влияние националистов сильно подорвано.

В то же самое время альтернативное решение формулировалось по другому.

Хd — В Республике Беларусь инициировано движение за восстановление советской символики.

Yd — Предлагается этого не делать. Потому что, если все же будет сделано Yc, то

Zd — придется распрощаться с последними надеждами на иностранные инвестиции, что кроме прямых затрать на смену символики приведет к многомиллиардным потерям для национальной экономики.

-----------------------------------------------------

От Yd отказались, сделали Yc. Инвестиций нет, прогноз Zd подтверждается, но и Zc частично тоже.

Какое из двух решений было правильным?

2. Более свежий пример:

X — Объектом деятельности правительства является интеграция между государствами.

Y — Если мы заключаем Союзные договор с соседней державой оступившись частью суверенитета, то

Z — товарооборот с этой страной существенно вырастет, мы станем жить лучше.

-------------------------------------------------------

Действие Y осуществляется. Товарооборот с Россией вырастает на 40%. Вместе с тем, товарооборот с Украиной растет темпами 2-2,5 раза в год (на 100-150%) по признанию автора предложенного решения. Как нам оценить в этом уравнении переменную Z? Привело ли действие Y к желательному Z, или желательные последствия наступили без нашего участия (без участия лица принимавшего решение)?

Именно поэтому и необходимо наше седьмое допущение. Наступившее будущее само по себе не является оценкой правильности решений и действий в прошлом. Оно может быть таковым только при подстановке в уровнение, связывающего компоненты прошлого и будущего, причины и следствия в одно решение. После того — не значит в следствии того.
 
 

Семь предыдущих постулатов и допущений просты и даже очевидны. Их формулировка не представляетс обой ничего сложного, их между делом может сформулировать каждый, если ему нужно не просто выбрать из нескольких решений одно, но еще и объяснить другим (колегам, оппонентам, ученикам или неофитам) основания для выбора. В формальном отношении все эти допущения необходимы (насколько они достаточны, я пока судить не берусь, это не входит в мою задачу), и на этом можно было бы остановиться, если бы дело шло только о таком специфическом объекте, как решения субъекта в классической паре — Субъект-Объект. Где субъектом выступают либо лицо принимающее решение, либо лицо выставляющее оценку (или критикующее, консультирующее, обучающее и т.д.) лицу принимающему решение. А объектом — решение, которое либо вырабатывается, либо принимается, либо критикуется как принятое или непринятое. Субъект нуждается в формальном или идеальном представлении объекта, но как правило не интересуется самим собой, т.е. субъектом. Для обоснования отсутствия такого интереса к субъекту привлекается почтенное требование объективности — суждение об объекте должны быть свободны от субъективности. Мы же не будем творить себе кумира из объективности (см. Второе введение в “Беларусскую демократию: вопреки очевидности” и соответствующие разделы в “Беларуси: вопреки очевидности”). Нас в данном тексте субъект решения занимает не меньше объекта, а то и больше. Все последующие, начиная с этого допущения-требования касаются именно субъекта. И как требования вводятся словами: Нам придется допустить ... . Если мы не допустим всего этого относительно самих себя, мы не обретем способность что бы то ни было решать в Беларуси.

Если обратиться ко второму примеру из предыдущего раздела, то остается много вопросов относительно комплексного решения. Как связаны темпы роста товарооборота с политическими союзами? С Укриной товарооборот может расти без союза, но ведь это не значит, что с Россией, он то же мог бы расти без союза? Нужен ли вообще рост товарооборота с Россией. Может быть его нужно сокращать в пользу Украины или Пакистана? Мы можем оценить разумность и правильность того или иного решения если: 1. Знаем правила и формальные принципы построения решений и умеем их применять; 2. Знаем материал и содержание X, Y и Z и умеем оценивать и сравнивать их в мерах полезности, целесообразности, добра и т.д. Что касается первого — знания формальных правил и принципов, то здесь мы вправе претендовать на полноту знания и квалификацию в применении этих знаний. А относительно материала и содержания объектов, проргамм и планов, оценок полезности событий и явлений, такой уверенности нет и быть не может. Мы не знаем граздо больше того, чем знаем. Само по себе не страшно, что “есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам”. Страшно, когда “мудрецы” принимают свое полузнание за полное знание. Страшно, когда недоучки и шарлатаны навязывают действия, придуманные исходя из заведомо неполноценного знания таким системам как государство или большие корпорации. Не так страшно, но все равно опасно думать, что существет некто, кто владеет полным знанием. Истинная мудрость состоит не в пижонстве — я знаю, что ничего не знаю, а в реалистичности — я всегда знаю о чем-то только часть от того, что про это вообще можно знать, и в разумной ответственности — на основе этого частичного знания, я должен принять правильное решение. Имеено такое отношение исключает нетерпимость к оппозиционному альтернативному мнению и решению. Такое отношение стимулирует диалог и интерес именно к альтернативному мнению в большей степени, чем к мнениям, совпадающим с моим собственным. Такое гносеологическое и эпистемическое отношение (в корне противоречащее диамату и марксизму) лежит в философских основаниях современной демократии. Диалог, обсуждение и компромис как формы осуществления современной демократии базируются на этом принципе и с большей вероятностью ведут к разумным решениям, чем любые другие формы политической организации, хотя и не гарантируют правильности и разумности всегда и всюду.
 

9.Нам придется допустить различия между разными разумными решениями и, даже, противоположность их друг другу. (И.Кант и все что после Канта)
 

Данный принцип (как и последующие) является всего лишь доведением до логического конца предыдущего. Противоположность различных решений не может быть объяснена только разницей в целях у тех, кто принимает решения, поэтому согласование целей не приводит к единым решениям. Различие решений между собой не обязательно предполагает, что одно решение из двух ошибочно. Современный мир плюралистичен. Цивилизации и культуры развиваются разными путями и невозможно привести их к единому знаменателю. Выбирая свой путь нам часто приходится отказываться от все системы взглядов и представлений, лежавших в основании того пути, по которому мы двигались раньше. И этот отказ вовсе не означает, что те, кто предпочел другой путь, или остался со старыми представлениями не достигнут того, что считают важным, полезным и ценным. Просто мы и они будем считать ценным и полезным разное. Нам придется делить с ними общее пространство для жизни. Жить самим и давать жить другим. Это не так просто. Католики XVI-XVII веков не могли себе представить, как они могут существовать в одном мире, в одной стране, в единой Европе с еретиками-протестантами: кальвинистами, лютеранами, баптистами и квакерами. Они не допускали мысли о том, что протестанты думают иначе. То есть, они знали, что протестанты иначе думают на религиозные темы. Но они думали, что протестанты так же как католики не допускают существования католиков в одной стране с ними, что они будут так же преследовать католиков, как те протестантов. Но, протестанты были куда радикальнее, че католики могли себе представить. В “мире протестантов (так, как представляли его себе сами протестанты)” было место для католиков, а в “мире протестантов (так, как его представляли себе католики) места католикам не было. То есть, протестаны и католики были не просто врагами и оппонентами, они жили в разных мирах. При этом, мир протестантов сложнее мира католиков (он возможен в силу действительного существования свободы слова, отделения церкви от государства и секуляризации науки, культуры, образования), а потому просторнее, в нем могут жить и католики, которые постепенно научились в нем жить. Те же из католиков, которые не смогли освоить этот новый мир — вымерли (иезуиты, например). Но до сих пор есть католики с архаичным мировоззрением, которые не подозревают о существовании этого иного мира протестантов, в их представлении протестанты просто победили и с ними невозможно справиться, этакое вынужденное мирное сосуществование. Но такие католики не понимают, что живут в резервации, что их мир беднее и примитивнее, что существование их мира возможно только потому, что существует более сложный мир протестантов. Таких обособленных мирков в современном мире много. В таком бедном мире живут коммунисты, архаичные националисты, православные и многие другие. Беларусы и русские не могут примириться с расширением НАТО потому, что не могут себе представить иной мир, чем мир “холодной войны”. Они не могут освоить новые реалии мира, в который они постепенно входят, они хотят жить в резервации — в заповеднике “Холодная война”. Не исключено, что многие прибалты, стремятся в НАТО, тоже живя в том же мире, что и беларусы — в соседнем заповеднике, только цели, страхи и ценности у них иные. Все мы себя тем самым обедняем. Вместо того, чтобы осваивать усложнившийся и очень интересный мир мы отгораживаемся от него.
 

С этим требованием трудно смириться приверженцам некоторых типов мировоззрения и последователям многих философских систем. Это мировоззрения и философии, склонные к крайним умозаключенниям типа: от меня (от человека вообще) ничего не зависит в этом мире, или все во власти человека (будь-то абстрактный идеальный человек, или конкретный Сталин, Лукашенко и т.п.). Данное же требование имеет под собой ту мировоззренческую посылку, что все, до чего дотягиваются руки человека, человек способен изменить, но эти изменения всегда частичны и очень редко совпадают с его замыслом. Из такой посылки вытекает множество следствий, имеющих практические последствия.

— Необходимо отдавать себе отчет в том, куда “дотягиваются наши руки, а куда нет”.

— Мы несем ответственность за состояние дел во всех сферах, “куда дотягиваются наши руки”.

— Мы несем ответственность за плохое состояние дел в сфере “куда дотягиваются наши руки”, но мы там рук не прикладывали. Т.е. мы ответственны за ленность, попустительство в делах и бездействие.

— Мы несем ответственность не только за сделанное нашими руками в соответствии с нашим замыслом, но и за то, что получилось в результате наших действий неожидонно. Т.е. мы отвечаем за ошибки и непредвиденные последствия наших действий.

— Ответственность за ошибки и последствия действий должна быть отнесена на счет мышления, в котором мы замышляли наши действия.

— Когда мы не уверены в последствиях планируемых действий, это не является основанием для бездействия, а только для смены объекта действия: в таком случае наше действие должно быть направлено на само мышление.

— Мышление, которое предшествует действию, само является “делом рук человеческих”. Мы несем ответственность за состояние нашего мышления.

— С мышлением необходимо работать так же, как мы работаем со всеми другими явлениями в мире.

— Мы можем отвечать только за свое собственное мышление, поэтому должны мириться с тем, что другие думают (а значит и действуют) по-другому.

— При всей справедливости предшествующего тезиса, мы не обязаны мириться с тем, что кто-то думает лучше (основательнее, глубже, “ширше”) нас, мы вправе совершенствовать свое мышление и стремиться к тому, чтобы думать лучше всех. Только так мы в праве расчитывать на то, что последствия наших действий будут ближе к нашим замыслам.

— Осознание и понимание своей частичности и локальности (невсесильности) есть признак хорошего, компетентного мышления.

— Если бы все было не так, то жить, работать и мыслить было бы неинтересно, а так, наоборот — никогда не знаешь до конца, что из всего этого получится.

А конкретизация всего сказанного означает, что Беларусь сможет выкарабкаться из полосы неудач только тогда, когда обзаведется самым лучшим (из современных) мышлением. Поскольку неизвестно, какое именно мышление самое лучшее, то в Беларуси придется осваивать разные способы и методы мышления, становиться мыслящей страной, ну а мыслящая страна как нибудь найдет решение проблем, тех, до которых дотягивается рука.
 

Это последний тезис вряд ли нуждается в развернутых комментариях и обоснованиях, после того, что сказано выше.

Он необходим для того, чтобы понимать:

— Все уже сказанное и то, что последует ниже, обязательно кому нибудь покажется неубедительным, ложным или неразумным. Кому-то это не понравится. Кто-то посчитает это вредным, например потому, что это отвлекает от “насущных” дел.

Он необходим для того, чтобы не отвлекаться:

— На суету “насущных” дел, которые все равно не приводят к желаемым результатам;

— На полемику с теми, для кого существует совершенно иная действительность. Например, нет смысла дискутировать с “славянами”, гражданами СССР, политиками-нарцисами, которые видят и слышат только себя и многими другими.

— На оппонентов, которые не рефлектируют основания наук и областей знания, которыми занимаются, поскольку они даже не подозревают, что в мире существует мышление.