| НОВОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ |
| |
|
Белорусско- | |
Пути Беларуси и России разошлись в 1991 году. Об этом знают все, это по-разному переживается: кто-то очень огорчен этим обстоятельством, кто-то рад ему в Беларуси, а в России относится к этому по принципу ⌠баба с возу ≈ кобыле легче■. Но в 1991 году были два важных события: в августе и декабре. По большей части, когда констатируется раздельное существование Беларуси и России, помнят о декабре и Вискулях (в Москве такого слова не знают, там помнят о Беловежской пуще). Конечно, дата официального развода важна, но для сути дела важнее помнить о последствиях августа и путча ГКЧП, которые совершенно различны в Москве и в Минске. Для России август 91-го стал точкой перелома, когда кончился второй этап эволюции, помеченный выше как романтический, и начался третий ≈ либеральный. Для Беларуси эта объяснительная схема не подходит. В Беларуси путча ГКЧП не было. Факт путча крайне важен для Беларуси именно как событие российской истории, которое Беларусью прожито не было, и это определило ее инаковость по отношению к стране, где оно произошло. C этого момента Беларусь и Россия пошли разными путями. Белорусская номенклатура более молода и жизнеспособна, чем российская. Она не раздиралась теми противоречиями, которые были характерны для российской номенклатуры, как московской, так и провинциальной. Как одна из провинциальных частей советской, она находилась в особых условиях, отличаясь от московской, от провинциальной российской и от номенклатуры бывших союзных республик. На момент 1991 года Московская метрополисная номенклатура и белорусская имели общие черты: обе интернациональны и денационализированы; власть обеих базируется на командно-административной системе и контроле над хозяйственными комплексами ≈ ВПК, АПК и др. (При отсутствии ТЭК в Беларуси.) Отличия: белорусская номенклатура зависима от московской, а не наоборот; угроза власти белорусской номенклатуре исходит из Москвы, но ее нет в самой Беларуси; белорусская номенклатура еще не настолько богата, как московская, чтобы помышлять о приватизации всего, что имеет, и легитимизации прав наследования богатства, поэтому она монолитна и не раздирается противоречиями, в ней нет ⌠предателей интересов своего класса■; белорусская номенклатура не так умна и образованна, как московская, чтобы понимать потенциальный ресурс перестройки и уметь обратить его в свою пользу. Поэтому белорусская номенклатура не разделяла тревоги и обеспокоенности ГКЧП, она только пассивно солидаризировалась с путчистами, но не стала бы участвовать в этой авантюре. А когда путч провалился, белорусская номенклатура так же пассивно смирилась с этим, понимая, что ей самой теперь будет проще. Она избавилась от зависимости и стала медленно эксплуатировать преимущества суверенитета.
БЕЛОРУССКАЯ
НОМЕНКЛАТУРА
И ЕЕ ⌠СЕСТРЫ■ В ДРУГИХ БЫВШИХ СОЮЗНЫХ РЕСПУБЛИКАХСледует помнить, что из всех европейских союзных республик только в Беларуси не было Интерфронта или чего-то подобного в качестве инструмента архаичной номенклатуры. Беларусь монолитнее в этническом отношении, чем прибалты, Молдова и Украина. В Беларуси не было ни горячего стремления к суверенитету, ни горячего желания сохранить Союз. Монолитная номенклатура понимала как выгоды от любого исхода событий, так и издержки. Национальные номенклатуры других бывших союзных республик раскололись на авангард, стремившийся не упустить своей доли при суверенизации, и арьергард, не веривший, что суверенитет станет реальностью, и опасающийся лишиться покровительства метрополии. Авангард прибирал к рукам Народные фронты, а арьергард оседлывал Интерфронты. Белорусы же оставили Народный фронт интеллигентам. Он им ничем не угрожал, но и помощи от него не хотели. Поэтому национальные номенклатуры белорусских соседей играли одну из ключевых ролей в романтическом периоде эволюции России (тогда еще СССР), а белорусская номенклатура не приняла в ней никакого участия. В этом отношении белорусское общество сохранилось в неизменном состоянии с 1987 года. А при состоянии дел на 1987 год никакой путч и ГКЧП были немыслимы, это период наивных митингов, беззубой гласности и ⌠свободы■ с оглядкой на КГБ.
БЕЛОРУССКАЯ
НОМЕНКЛАТУРА
И ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ КЛАНЫ В РОССИИСамым существенным отличием белорусских номенклатурщиков от своих российских коллег была степень автономности. Даже такой юридической фикции, как статус союзной республики в составе Союза, было достаточно, чтобы белорусская номенклатура чувствовала себя увереннее и безопаснее, чем бюрократы в Пензе, Ульяновске или Красноярске. Российские провинциалы никак не могли решить, что им выгоднее: усиление зависимости от центра или идиотская идея ⌠регионального хозрасчета■. Поэтому все события в Москве становились для местных элит жизненно важными, заставляли экзистенциально определяться. А белорусским деятелям было все равно, жить можно при любом ⌠раскладе■. С одной стороны, российские провинциалы очень хотели урвать часть собственности от Москвы, а у белорусов она и так была. С другой стороны, российские провинциалы боялись потерять то, что имели, а белорусам это не угрожало. Итак, август 1991 года не стал событием белорусской истории, по крайней мере для той части белорусов, которые имели власть. Утром 23 августа белорусская номенклатура просто обнаружила, что власти стало намного больше. Путчисты боролись и умирали за то, чтобы вернуть страну к состоянию 1987≈1988 годов, и проиграли, их страна осталась в 1991-м и двинулась дальше по этапам эволюции (или революции). Но один из регионов той страны, в наименьшей степени затронутый изменениями этапа 1987≈1991 годов, стал независимой страной, и в этой стране цель ГКЧП была достигнута. Т.е. белорусская номенклатура выиграла борьбу с московскими романтиками перестройки (с Горбачевым, Яковлевым, Поповым и т.д.) руками и кровью Янаева, Пуго и других. В Европе появилась очень странная страна. К началу 50-х годов Беларусь обзавелась почти всеми признаками формальной государственности, включая международный статус страны ≈ учредительницы ООН. Ей даже дарованы были флаг, герб и гимн. Но нельзя забывать, что атрибуты белорусской государственности (правительство, Верховный Совет, суды, армия, милиция и т.д.) были всего лишь частью, подразделениями единой государственной машины СССР, верхний этаж которой находился в Москве. Но именно с этого этажа спускались приказы и распоряжения, там вырабатывалась стратегия. В государственности бывших союзных республик не могла сформироваться способность самостоятельного управления и руководства. Все они были низовыми звеньями или исполнительными структурами союзных, они способны были только подчиняться и с той или иной степенью точности реализовывать чужие решения. В Москве государственные структуры дублировались, были союзные и подчиненные им российские республиканские. После объявления суверенитета Россия стала правопреемницей Союза, и ее марионеточные госорганы сразу же переняли функции действительно государственных структур, включив в себя союзные. В других странах, ставших независимыми, были приняты меры, чтобы дорастить, дополнить свои госорганы всем необходимым для суверенного существования. Это потребовало, кроме всего прочего, персональной смены депутатского корпуса и высших чиновников. Функциональное место союзных приказов и указаний, спускавшихся из Москвы, заняли национальные партии и движения за суверенитет, чаще всего это были Народные фронты. Правление Народных фронтов было дилетантским, этнократичным и романтическим. Диктат Москвы был заменен этнократической псевдолиберальной диктатурой. Было сделано много ошибок, экономических просчетов, иногда даже преступлений в государственном масштабе, связанных с нарушениями прав человека. Но этот короткий период позволил новым суверенным государствам пройти этапы эволюции, которые аналогичны второму и третьему этапам российских изменений, уничтожить власть ослабленной еще в союзные времена местной номенклатуры. В Белоруси всего этого не было. Белорусское государство оказалось без ⌠крыши■.
Сформированный и укомплектованный псевдогосударственный аппарат, предназначенный к исполнению чужих указаний и способный только к такому функционированию, оказался лишенным приказов, распоряжений и идей, место диктатора осталось пустым. Эту функцию в 1991≈1993 годах мог бы выполнять только Белорусский народный фронт. Мог бы, но не смог. В чем причина, кто более виновен в том, что БНФ не выполнил своей исторической миссии, сильная номенклатура или сам Фронт? ≈ это необходимо выяснять отдельно. Здесь же важно зафиксировать два важных момента: 1. Августовские и декабрьские события 1991 года отбросили Беларусь в доперестроечное состояние развития государственности. В отличие от всех европейских частей развалившегося Союза в Беларуси номенклатура смогла воспользоваться плодами суверенитета в свою пользу. Органически неспособная к самостоятельным решениям и действиям номенклатура три года паразитировала на хозяйстве и экономике одной из самых развитых и богатых частей бывшего Союза, доведя их до полного развала. 2. Пять лет регресса и развала белорусской государственности, культуры и экономики имеют тот же результат, что и модернизаторская эволюция и реформы в соседних странах, ≈ стремительное удаление от России, углубление этнических, экономических, культурных и политических различий. Безболезненная инкорпорация Беларуси в Россию, добровольное объединение двух стран становятся все более проблематичными. Неумирающая с 1991 года ностальгия об этом у части белорусских обывателей уже окончательно стала фантазией, полностью оторванной от реальности. В ситуации 1991 года была объективно необходима диктатура в стране, в силу незаполненности верхнего этажа государственности ≈ места и источника программных стратегических установок, заменяющих диктат Кремля. Все новые независимые страны прошли через это. Поэтому задержка и пассивность привели Беларусь к тому, что в 1994 году была установлена худшая из возможных диктатур ≈ охлократическая. Способность номенклатуры сдерживать охлократию и обеспечивать нормальную жизнедеятельность страны была полностью атрофирована за годы паразитического бездействия. Вячеслав Кебич в 1994 году очень ярко и выразительно олицетворял собой и паразитизм, и беспомощность. Утомленная советская номенклатура уступила свое место фашизму. Угроза фашизма существовала (кое-где продолжает существовать) и в других странах на развалинах Советского Союза. Но общая тенденция состоит в том, что этнократические режимы, которые одновременно содержали в себе, с одной стороны, довольно сильное демократическое и либеральное начало, с другой ≈ охлократическое, постепенно уступают свою власть и силу более современным и цивилизованным политическим формированиям. В Беларуси охлократия взяла верх над номенклатурой без этнократии, без Народного фронта. Наоборот, демократические силы БНФ были и остаются основным врагом и конкурентом существующему режиму, потеряв при этом свой массовый охлократический электорат. Таким образом, и БНФ повторяет судьбу своих аналогов в странах Балтии, в Молдове и на Украине, хотя и в других условиях, с другим результатом, так и не побывав у власти. Если в России и в других новых независимых государствах на европейской части бывшего Союза номенклатура, перестав существовать ⌠как класс■, разбежалась по социальным группам складывающегося современного общества, то в Беларуси она слилась частично с преступным миром, с которым стала практически неразличима, частично вошла в правящую государственную мафию. Тем самым победа белорусской номенклатуры в 1991 году к 1996 году обернулась поражением. Дело в том, что как криминальные структуры, так и фашистские хунты ≈ это узкие группки, а советская номенклатура была и привыкла быть классом или очень широким социальным слоем хотя и правящим, но законопослушным и легитимным. А в хунте и в криминальном мире, во-первых, для всех номенклатурщиков места не хватает, а во-вторых, приходится принимать чуждый образ жизни, причем уступая главные роли и функции. В этом главный скрытый нерв напряжения в белорусском обществе. Госструктуры и оставшаяся у власти в регионах номенклатура одновременно хотят фашистской диктатуры, поскольку без нее не умеют жить и работать, и боятся ее, поскольку в ней не для всех находится место, да и сами места опасны1. Фашизм несет номенклатуре и спасение, и угрозу в равной мере, но на персональную долю каждого придется что-то одно. Все изложенное позволяет заключить, что в Беларуси по-прежнему невозможно выделить доминанты и главные направления внешней и внутренней политики. Практически по всем важным вопросам белорусское общество имеет полярные, противоречащие друг другу установки. Противоречия не сглаживаются, как это происходило бы в процессе реформирования, а углубляются. Выделяемые в аналитике потребности и объективные интересы Беларуси противоречат интересам и целям хунты, номенклатуры, оппозиции, бизнеса и охлоса или того, что в Беларуси по недомыслию называют электоратом. Причем трое первых носителей политических установок отличаются от двух других тем, что хунте, номенклатуре и оппозиции нужен суверенитет Беларуси, при инкорпорации в Россию все эти образования исчезнут ⌠как класс■, и лишь немногим их представителям удастся интегрироваться в российскую действительность персонально.
БЕЛОРУССКАЯ
КАРТА
В МОСКОВСКОЙ ИГРЕР оссия с Черномырдиным во главе начинает чувствовать себя очень одиноко в мире. Советский Союз Горбачева и Россия Ельцина так интенсивно и радикально эволюционировали, что весь мир с надеждой и тревогой следил за переменами, едва успевая реагировать на эти изменения и адаптироваться к новым геополитическим и международным реалиям. Сейчас основные внутриполитические проблемы России если и не решены практически, то по меньшей мере концептуальные решения сформулированы. Россия снова заявила о себе как о самостоятельной силе в мировой политике, о собственных интересах и взглядах на происходящее. Эти интересы входят в противоречие с интересами остальных главных действующих персонажей: США, НАТО, Евросоюза и больших стран в Азии. Взгляды российской политической элиты на мировую политику существенно отличаются от того, что думают и понимают в остальных столицах мира. Это одиночество вынуждает искать надежных партнеров и союзников, а Беларусь в этом качестве и искать не надо. Марионеточный режим в Минске ⌠святее папы римского■. Интересы Москвы принимаются в Минске так ⌠близко к сердцу■, что создается впечатление о том, что это Россия выполняет волю народа Беларуси и ее ⌠всенародно избранного■, а не наоборот. Сегодня Республика Беларусь как самостоятельное государство выступает единственным союзником Российской Федерации, целиком и полностью поддерживающим все политические телодвижения последней и озвучивающим позицию радикальнее и четче, чем официальная Москва. Такой союзник крайне необходим Москве. Поэтому Россия полностью спокойна за внешнеполитический курс Беларуси, но одиозность и вульгарность внутриполитической обстановки провоцируют неудобство и стыдливость официальной позиции по отношению к ближайшему союзнику. Москва не может официально сформулировать свою позицию относительно режима Лукашенко, поскольку любая формулировка будет плохой. Суть позиции состоит в следующем: в Беларуси может быть коммунизм, фашизм, анархия, нищета и разорение, что угодно, но неизменной должна оставаться только ⌠дружба■ с Россией и полное подчинение воле Москвы. Понятно, что озвучить такое можно доверить Затулину или Жириновскому, но не премьеру или другому чиновнику высокого ранга. При такой формулировке отношение Москвы к минскому режиму выглядит пассивно, можно предполагать полное невмешательство, но к осени 1996 года невмешательство уже не может полностью удовлетворить Россию. Ведь ценность надежного союзника тем выше, чем выше авторитет и международный статус страны-союзницы. А Беларусь с приходом Лукашенко полностью растратила тот минимальный внешнеполитический капитал, который был приобретен ею при Шушкевиче. Реакция Запада на ход реформ в Беларуси пассивна, на нарушения прав человека и на противостояние НАТО и ПРМ ≈ резко отрицательна. Отношение стран-соседей (Польши, Украины, Литвы и Латвии) становится срыто враждебным. Ценность союзнических отношений во внешнеполитической ситуации стремится к нулю, а действия Лукашенко в унисон с Зюгановым, заигрывания с Лебедем и даже антиельцинскими фракциями в Государственной Думе начинают приносить больше вреда, чем пользы, во внутренней политике. Россия созрела к тому, чтобы принять активное участие во внутренней политике Беларуси. А выразится это участие может в поддержке той или иной политической силы в Минске, в первую очередь ≈ претендента на президентский пост. При этом у России есть четкие и однозначные требования к белорусскому претенденту: 1. подтверждение всех достигнутых межгосударственных договоров как в рамках СНГ, так и в рамках двустороннего союза; 2. активное участие в противостоянии России расширению НАТО; 3. поддержка и стимуляция создания российско-белорусских ФПГ2. Если бы был найден оппозиционный лидер, гарантирующий выполнение этих трех условий, то он бы получил недвусмысленную политическую, консультационную и материальную поддержку Москвы. Такого лидера Москва сейчас не видит. Поиск и выявление белорусского политического лидера, соответствующего этим требованиям с точки зрения Москвы, содержит в себе два аспекта или вопроса: ≈ Насколько Москва адекватно воспринимает политическую ситуацию в Беларуси, чтобы сделать правильный выбор и не допустить промаха, как это было с Кебичем и с Лукашенко? ≈ Есть ли реально такой лидер в Беларуси? Каковы его шансы на успех в борьбе за пост президента? Оставим пока в стороне вопрос о реальных белорусских лидерах3. По первому аспекту необходимо признать, что в Москве не понимают минскую ситуацию. Этому есть две причины: Россия не смогла наладить мониторинг и исследование процессов переходного периода в постсоветских странах; Москва смотрит на эти процессы очень субъективно, предвзято и тенденциозно ≈ в Минске, Киеве, Кишиневе и т.д. хорошо и правильно только то, что хорошо для России. В Советском Союзе никогда не было научных и свободных исследований политики, социальных и этнических процессов. Все потребности в информации удовлетворялись за счет деятельности КГБ и других спецслужб. Но при изменении условий и реалий современного мира КГБ оказался без метода, без схем анализа и без идеологии. Сохранив сеть, резидентуру и каналы сбора информации спецслужбы не знают, как эту информацию анализировать, а те, кому эта информация поставляется, не знают, что с ней делать. Поэтому Москва постоянно ошибается, считая Карпенко, Богданкевича, Шушкевича или Шарецкого националистами (?), недооценивая потенциал молодых политиков или ⌠отдохнувшего■ на дипломатической работе в Варшаве Таразевича, переоценивая прочность позиций номенклатурщиков типа Кебича. Взгляд и позиция Москвы в отношении белорусской внутриполитической ситуации совершенно неадекватны, а действия и даже простое проявление симпатий и антипатий только добавляют хаос и неразбериху. Политическая компетентность Москвы в минских делах сравнима с компетентностью колхозников-пенсионеров из шкловских ⌠неперспективных■ деревень. Москва ≈ как плохой картежник, она видит, что Беларусь хоть и мелкий, но единственный козырь в ее раскладе, а как его можно употребить ≈ не знает.
Хотя уже очевидно, что использовать белорусскую карту в европейской игре Москве затруднительно. Действия режима Лукашенко могут только создавать фон для России. Пока в Минске локализуется полюс твердолобости и наивного милитаризма, а Беларусь воспринимается как последний реликт ⌠империи зла■, позиция Москвы выглядит умеренной и разумной. Стоит только солидаризироваться Москве с Минском, как Европа перестанет обращать внимание на Беларусь, и Россия снова будет поставлена в позицию резкого противостояния интеграционным процессам в Европе. Во внутренней российской политике официальная Москва использует Беларусь как пугало. Смотрите, говорит она своим гражданам, как вы будете жить, если к власти в России придут коммунисты, вот что значит не проводить реформы. Поэтому все что нужно России от Беларуси во внутриполитических играх, так это чтобы уровень жизни в Беларуси был всегда и стабильно ниже, чем в России. Увы, ⌠дружба народов и неразрывные узы братства■ хороши для иллюстраций в букварях и на фестивалях художественной самодеятельности, а в политике и дипломатии они уступают место прагматичному цинизму. Единственное место в российских проблемах, где белорусская карта еще сохраняет свои ⌠боевые■ качества, ≈ это отношения с Украиной. Потенциала СНГ уже не хватает России, чтобы контролировать ⌠самостийность■ Киева. Самым уязвимым местом Украины является зависимость от поставок российских нефти и газа. Решение вопросов задолженности за эти поставки по белорусскому типу ≈ единственный аргумент России, который она может выставить в обмен за покладистость Украины в отношениях с Европой и НАТО, за уступки на Черном море. Заключение двустороннего союза между Россией и Беларусью (особенно таможенные соглашения) сильно снижает действенность этого аргумента. Отношения России и Беларуси при таком союзе уже не эквивалентны отношениям России и Украины, понятно, что взаимные расчеты между тремя странами не могут быть одинаковыми. Иначе зачем тогда такой тесный союз? В интересах России ≈ сделать союз не двусторонним, а четырехсторонним, включив в него сначала Казахстан, а потом и Украину. В этом состоит уязвимость этой затеи, поскольку резонно возникает вопрос: почему все то же самое нельзя сделать в рамках СНГ? Поэтому формирование особых отношений с Беларусью есть стратегический просчет России, это проявление политической наивности. В очередной раз по-черномырдински ≈ хотели как лучше, а получилось как всегда. Общий вывод об использовании белорусской карты в российской политике неутешителен. Беларусь с Лукашенко ≈ шестерка в колоде. Даже в козырной позиции эта карта так слаба, что постоянно возникают сомнения: а не сбросить ли ее как лишнюю в раскладе? Стоит ли она тех финансовых потерь, которые несет ТЭК, когда Москва и Минск подписывают очередной ⌠нулевой вариант■? Каков должен быть размер белорусского долга, чтобы услуги марионеточного правительства в Минске стали окончательно нерентабельными? Судя по всему, Москва как плохой игрок ждет подсказки извне. Скорее всего, такая подсказка может поступить из Алма-Аты или из Киева, но ни там, ни там торопиться не будут. Чем глубже Москва увязнет в бесперспективных играх с Минском, тем проще Алма-Ате и Киеву торговаться с Москвой, преследуя собственные интересы.
РОССИЙСКАЯ
КАРТА
В МИНСКИХ ИГРАХО говоримся сразу, что не имеет смысла рассматривать внешнюю политику, действия Беларуси в международных отношениях в мире, Европе и в СНГ. По наблюдаемым действиям может сложиться впечатление, что у Беларуси есть собственная позиция в этих вопросах. Это иллюзия. У Беларуси до сих пор нет собственной внешнеполитической доктрины. Действия правительства как Кебича, так и Лукашенко во внешней политике имеют чисто внутриполитические причины. Никаких других целей они не преследуют, поэтому и складывающаяся внешнеполитическая изоляция нисколько не беспокоит официальный Минск. Визиты должностных лиц, договоры и дипломатические шаги должны рассматриваться только как популистские акции и идеологический фон внутриполитической борьбы. Дело в том, что, как любая страна, Беларусь имеет собственные интересы во внешней политике. Эти интересы, как в конкретной ситуации, так и в дальней исторической перспективе, не совпадают с интересами России по двум (по меньшей мере) факторам. Российский рынок. К российскому рынку у Беларуси двойной интерес. Во-первых, интерес посредника, который удобно расположился на пограничье двух ⌠миров экономики■ (почти по Броделю). Находясь в Европе и имея за спиной такой огромный рынок, как Россия, Беларусь заинтересована в увеличении своей собственной доли в торговле с Россией. Находясь в сфере действия единых с Россией таможенных норм и законов, утрачивая контроль за транспортной инфраструктурой и разрушая собственные банки, Беларусь полностью лишается этой доли. Она исчезает как буфер и шлюз к российскому рынку, теперь уже все равно ≈ есть российский рынок на востоке или нет, Беларусь от этого ничего не приобретает. Во-вторых, интерес производителя. Белорусские предприниматели-производители имеют определенные преимущества перед западными на российском рынке (правда, только в отдельных отраслях, в первую очередь в производстве продуктов питания, запчастей, бытовой техники и оснастки для технологий, с одинаковыми стандартами, доставшимися в наследство от союзного ГОСТа). Действенность этих преимуществ зависит от межгосударственных отношений, соглашений и законов. Пока Беларусь не может воспользоваться этими преимуществами в силу складывающегося типа межгосударственных отношений и несовершенной законодательной базы. Мировой рынок. Беларусь имела выраженную специализацию в хозяйственной системе бывшего СССР. Эта специализация базировалась на высоких технологиях в наукоемком производстве и на том, что в Беларуси были расположены конечные звенья длинных технологических цепей машиностроения, станкостроения (⌠сборочный цех■). После распада Союза рынок сбыта для этих отраслей был монополизирован Россией. Сейчас Беларусь объективно заинтересована в самостоятельном выходе на другие рынки, в разрушении российской монополии. Ценовый диктат российских потребителей обременителен для белорусских производителей. Не говоря уже о том, что упущена возможность для Беларуси занять опустевшие с распадом Союза ниши в мировой торговле (некоторую аналогию можно провести с Эстонией, которая занимала в 1991≈1992 годах четвертое место в мире по экспорту цветных металлов), например, в торговле вооружением, военной техникой и электроникой. Сейчас эти возможности уже не восстановить. Объективные интересы Беларуси описываются рыночными экономическими категориями, а при конкретном анализе рынков, в которых Беларусь может быть заинтересована, определяющим является российский фактор. Политика двух последних правительств Республики Беларусь полностью расходится с объективными интересами страны по имени Беларусь. Современным режимом эти интересы просто игнорируются. В этом главный нерв, основное противоречие, которое (если следовать диалектике) является двигателем развития белорусской внутренней политики. И понятно, что политики любых ориентаций и взглядов вынуждены самоопределяться, в первую очередь, относительно российского фактора. Но при описании белорусской политики недостаточно объективистского анализа, субъективность и субъектность не менее важны. Субъективность в политике имеет две стороны, как орел и решка, аверс и реверс монеты. Одна сторона ≈ идеология, традиционные ценности и установки, бессознательные мотивы, другая ≈ интеллект, рефлексия, критика и анализ в прагматических рамках. Субъективность при использовании российского фактора в белорусской политике имеет три различных разворота: 1. Идеология. Идеология в Беларуси российская, даже бытовой патриотизм имеет своим содержанием Великую Россию. Особые интересы белорусов в частной жизни никак не переносятся на интересы Беларуси как страны и не представлены в идеологии. В сфере массового сознания интересы России и Беларуси тождественны, поэтому пустословие о ⌠дружбе и братстве■ воспринимается без критики и размышления. Этим беззастенчиво пользуются все, кто добивается и хочет удержать власть в стране, и пока успешно. Но диссонанс между электоральным поведением обывателя-избирателя и поведением в частной жизни с каждым годом возрастает. Следует ожидать в ближайшем будущем перелома в идеологическом фоне, российский фактор в качестве идеологемы перестает определять электоральное поведение, становится индифферентным в смысле мотивации, а проблемы частной жизни начинают доминировать. В практическом плане это выражается в том, что критика Беловежских соглашений, единая рублевая зона и тому подобные формулы идеологии уже не добавляют привлекательности политикам в глазах избирателей, поэтому политики и партии от них отказываются. 2. Корыстный интерес. Единственная политическая сила, которая продолжает эксплуатировать идею интеграции с Россией, вплоть до инкорпорации, невзирая на очевидное падение привлекательности этой идеи в глазах электората, ≈ это Александр Лукашенко и его ближайшее окружение. Эта идея стала фатальной для нынешнего президента, поскольку только вхождение в состав Российской Федерации может спасти его от уголовной ответственности после отстранения от власти. 3. Интеллект. Описанная выше особенность белорусской государственности, которая характеризуется отсутствием интеллектуальных верхних этажей, где принимаются и вырабатываются важнейшие решения, вынуждает всех политических субъектов обращаться к Москве как к последней инстанции при конфликтах и при принятии глобальных решений. Всеми политическими субъектами отчетливо осознается марионеточность белорусской государственности, и почти никто этим не тяготится, поэтому не предпринимаются действия для преодоления зависимости. Легко найти объяснения этому обстоятельству: отсутствие национального самосознания и патриотизма, неразвитость национального капитала и элит. Труднее выработать противоядие. Возможно, что исправить эту моральную ущербность белорусской государственности можно только тогда, когда Беларусь переживет момент национального позора или какое-то иное шоковое состояние. Сказанного достаточно, чтобы недвусмысленно сформулировать употребление российской карты в белорусской политике: Россия ≈ это последний и решающий аргумент в борьбе за власть в Беларуси. Россия становится для Беларуси тем же, чем была Золотая Орда для Великого Новгорода, Московского и Тверского княжеств времен Александра Невского и Ивана Калиты. Претенденты на лидерство в Минске должны покупать или выклянчивать ярлык на княжение в Москве ≈ Сарае. Цена известна: НАТО, ФПГ, трубопроводы и таможня. Дополнительно требуются ⌠мелочи■ вроде предательства интересов собственного народа в виде поддержания уровня нищеты, ⌠подставки■ Украины в рамках СНГ, выполнение грязной работы на арене внутрироссийской политики, экспериментальное опробование на себе сомнительных российских прожектов (суть этих прожектов сводится к одному ≈ можно ли избежать проведения реформ). Только несколько персональных претендентов на лидерство в белорусской политике не готовы к такому использованию российской карты: Зенон Позняк, Станислав Богданкевич и Василий Новиков4, первые два по причине патриотизма, последний ≈ в силу коммунистической ортодоксальности и просто порядочности. Несмотря на то, что эти лица представляют основные политические силы в стране, их совокупные шансы на ⌠вокняжение■ в Минске невелики, не говоря уже о вероятностях личного успеха.
1 См.: Бабайцев А., Загний Т. (АГТ). О десоветизации. ≈ Белапан.
2 Это условие и требование имеет под собой весомую экономическую базу. Касается это, в первую очередь, ВПК и высоких технологий. Но, во-первых, все, что связано с этой частью белорусского хозяйства, не стало пока актуальным ≈ Москва и Минск завязли в сфере более примитивных, но насущных проблем. А во-вторых, эту сторону белорусско-российских хозяйственных связей России невыгодно акцентировать, чтобы белорусы и дальше оставались в неведении относительно своих ⌠козырей■. Выгоднее иметь партнера, который сам не знает своих сильных сторон.
3 См.: Мацкевич В. Переходная реальность. ≈ Вектор.
4 В психологии и социологии есть процедура оценки степени уверенности респондента в правильности своего суждения. Данное авторское суждение делается очень неуверенно. Степень уверенности, что это действительно так, я оценил бы от 0,9 для Позняка до 0,5 для Новикова.
| Вперед | Назад | Содержание | Архив |
|
╧ 12 (26) 1997 | ||
|
| |||||||