Гл.3. Шифровка от стамбульского султана беларусским казакам без головы |
||||||
В.Мацкевич
Приложение№ 6
Это не мой текст. Но его присутствие здесь обосновано не только тем, что я имел некоторое отношение к его появлению на свет. Не только тем, что он уместен как вариант нормативного документа Ордена Имени. Вот, пусть читатель представит себе дискуссию, которая ведется по этим принципам. А потом пусть читатель представит себе состояние человека, привыкшего разговаривать таким образом, и попавшего не диалог общественно политических сил. Представили? Почувствуйте разницу. Может быть тогда станет понятнее эмоционально-волевое состояние такого человека. Разница ведь катастрофическая. Попасть из ХХ века в век каменный. От человеческого разговора перейти к лепету имбицилов на лужайке.
Вячеслав Марача
ТРИНАДЦАТЬ ПРИНЦИПОВ ИНКВИЗИЦИОННОГО ПРАВА В ПРИМЕНЕНИИ К ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДИСКУССИИ.
(Суждение, претендующее разрешить вопрос о том, в какой мере существует право докладчика на неприкосновенность собственного дискурса в смысле более глубоком, чем простая форма вежливости.)[*]
Причина зла есть ошибка в мышлении.
"Молот ведьм", XV в.[16]
1. Право докладчика на неприкосновенность собственного дискурса существует, но оно ограничено, поскольку мышление "законодательствует"[*1], т.е. устанавливает границы мыслимого и немыслимого - в этом его интеллектуальная и, в то же время, деятельная [*2] "природа".
2. Границы и конструкции, регулирующие возможность их перехода, мышление устанавливает не без-основательно, а исходя из Презумпций, установленных Богом - в этом его суть и призвание служить Истине.
3. Философское мышление является нам как говорящее и стремящееся раз-говаривать [*3] с Другим в лице одного из мыслящих.
4. Сказывание мысли публично есть действие, которое Другим[*4] может быть квалифицировано с точки зрения право-мерности[*5] перехода границы мыслимого и не-мыслимого как "мышление" и "не-мышление".
5. В ситуации встречи разных философских стилей, подходов, стратегий etc. [*6] возможно различие квалификаций о правомерности перехода границ, а также разные понятия и истолкования их актуального располо1жения в пространстве разговора.
6. При возникновении "казуса" - случая несводимости квалификаций друг к другу на уровне налично-сущего [*7] призвание философской мысли состоит в рефлектирующей способности суждения [*8], восстанавливающей презумпции как основания возможности существования именно такого сущего и таких регулятивных принципов его правомерного разграничения [*9]. Рефлектирующая способность суждения есть своего рода "вкус" философствующего.
7. Таким образом, философский разговор есть своего рода "суд истины", где в роли "законодательства" выступают правомерные разграничения сущего, а инстанция, к которой осуществляется предельная аппеляция рефлексии, задается Презумпциями [*10].
8. "Суд Истины", в отличие от обычного суда, может изменять законодательство на протяжении одного слушания - если это отвечает интересам Истины[*11] - но он не может делать этого без специального рефлексивного оговаривания. Последовательность разрывов, возникающая в результате такого оговаривания, задает форму композиции пространства разговора и адекватную ей структурность мысли.
9. Презумпции, как отдельные основания возможности мышления, может восстанавливать каждый мыслящий - "свидетель истины" - в соответствии со своим методом и философским credo[*12].
10. Призвание докладчика состоит в высказывании продуманной им мысли и восстановлении ее оснований, если таковые не очевидны из самого сказывания, а также в прислушивании[*13] к вопросам Другого, имеющего, возможно, другие основания.
11. Призвание участников дискуссии состоит в вопрошании, проясняющем суть мысли и ее основания , а также в самостоятельном размышлении над вопросами, возникающими в разговоре, и углублении собственной основательности.
12. Призвание ведущего состоит в том, чтобы правомерным регулированием хода разговора создать для докладчика и участников дискуссии поле возможностей, соразмерное их устремленности и призванию, при необходимости устанавливая взаимное разграничение их прав.
13. Ведущий может становиться участником дискуссии, но не может использовать свои права для подмены докладчика.
февpаль-май 1993.
[*] Cм. разделы "Благодарности" и "Комментарий" после основного текста. Цифры в квадратных скобках означают ссылку на список литературы. Цифры после одной звездочки означают ссылки на примечания к основному тексту, цифры после двух звездочек - ссылки на примечания к комментарию.
БЛАГОДАРНОСТИ.
С первых же слов хотелось бы подчеркнуть УСЛОВНОСТЬ подписывания ПРИНЦИПОВ каким-либо одним именем - их выделение и прояснение ("ВОССТАНОВЛЕНИЕ") есть ОБЩИЙ, СОВМЕСТНЫЙ результат КОЛЛЕКТИВНОЙ РАБОТЫ. Особо хотелось бы поблагодарить Егора Никулина, чрезвычайное упорство которого способствовало созданию самой СИТУАЦИИ "ДОХОЖДЕНИЯ ДО ПРИНЦИПА", т.е. такой, в которой принципы могли бы ПРОЯВИТЬСЯ (см. подзаголовок.) Я весьма признателен В.Мацкевичу и Н.Рыбалкиной, обсуждавшими со мной еще весьма неразборчивый текст рукописи, а также Б.Агрису, А.Савинову, М.Травкину и П.Щедровицкому, вопросы и комментарии которых прояснили для меня суть целого ряда идей, стоящих за принципами.
КОММЕНТАРИЙ.
Данные тезисы написаны во время семинара "Современные философские стратегии" (6-11 февраля 1993 года) с целью установить регулятивные[**1] принципы движения в пространстве философского разговора, происходящего на семинаре.
Основания изложенных принципов возникли как результат пересечения рефлексии исторического опыта методологических семинаров, в которых автор принимал участие с 1986г., и попытки проанализировать проблему институционализации отношений (и, в особенности, отношений, устанавливаемых в ходе интеллектуальной дискуссии - "коммуникации") как культурную и, в то же время, социально-инженерную проблему "установления прав".
Установка при выделении упомянутых оснований состояла в критике и радикальном сомнении (т.е. сомнении не только в единичных предметах мысли, но в самой возможности мысли длиться "в принципе"[**2]) - но всякий цикл сомнения периодически возвращается к точке, где задается вопрос о том, что достойно сохранения в доставшемся нам наследии: эта точка как момент цикла сомнения есть его противоположность, где утверждается некая "fundamentum absolutum inconcussum veritatis"[**3].
Слова "инквизиционного права" в заглавии дословно означают "права, законоположения которого допускают непосредственную апелляцию к духу, не опосредованную буквою"[**4].
В том, что осуществление мышления требует таких апелляций, априорно не оговоренных в презумпциях[**5] (кои есть дух, верно СХВАЧЕННЫЙ буквою, но все же не самое ЖИВОЙ ДУХ), нет сомнения[**6] - но вот возможны ли они?
По сути, спросить ТАК означает спросить, ВОЗМОЖНО ЛИ МЫШЛЕНИЕ[**7] - именно этим (во всяком случае, начиная с Канта) и занималась всякая хоть что-нибудь стоящая философия. Методология к этой предельной постановке вопроса (возможно ли?) добавляет утвердительный ответ (правда, весьма своеобразный: "другой смолчал и стал пред ним ходить", только в декартовском варианте: мышление возможно, ибо Я мыслю - больше того, оно и существует лишь до тех пор и только постольку, поскольку некоторое Я мыслит) и новую постановку вопроса: КАК оно возможно?
Это самое "как", выясняемое новоевропейским субъектом, очистившим себя от всего, кроме cogito [**8], и есть метод.
Но излишняя сосредоточенность на "как" уже подразумевает решенным - и притом специфически-новоевропейским образом - вопрос "кто" - а ведь современное cogitation требует (как свое условие) всего "постава" [**9] и обеспечиваемой им оснащенности. Здесь и скрыто противоречие: как раз утверждение постава с его техникой и всеми следствиями для современной жизни и вызывает у нас вопрос (на который методология КАК БЫ ответила): а возможно ли ТЕПЕРЬ, ЗДЕСЬ, В ЭТОЙ СИТУАЦИИ мышление. Это именно тот вопрос, который интеллект, сосредоточенный на поставе и "интеллектуальной технике" с ее вечным "как" (и незаметно для себя ЗАХВАЧЕННЫЙ И ПРЕВРАЩЕННЫЙ ИМИ) как раз меньше всего и позволяет задать.
Только сосредоточенная НА ИНОМ (не на поставе) вдумчивость и непредвзятый философский разговор "eyes to eyes", свободный от этой захваченности нас поставом, оставляет нам еще шанс на мысль.
В этом, по нашему мнению, НЕЗАМЕНИМОСТЬ такой формы работы, как СЕМИНАР. (См. также [**10]).
ПРИМЕЧАНИЯ:
[*1] Эта метафора созвучна кантовской традиции философствования.
[*2] В основаниях, на которых покоятся данные принципы, подразумеваются четыре "природы" мышления как начала [**10] интеллектуального:
Происхождение от Бога (п-п 2),
деятельное начало (п-пы 1 и 4),
внутренняя необходимость выражаться в говорении, являться в разговоре (коммуникативно-языковая "природа" (п-п 3)), а также
рефлексия как "природа" и "механизм" разворачивания мышления (п-п 6).
Первые три из указанных четырех начал отождествляют мышление с чем-то (иным), четвертое (рефлексия) разотождествляет его от любой "чтойности", отождествляя с самим собой. Существование мышления состоит в вечной двусмысленности разотождествляющего самополагания, обнаруживаемого и снимаемого рефлексией - и тут же повторяющегося [**11].
[*3] Раз-говор, в отличие от простого говорения, подразумевает некую упорядоченность расположения в пространстве или последовательность во времени индивидуальных говорений в соответствии с формой композиции пространства. Композиция (букв.: ком-позиция) пространства разговора образуется расположением друг относительно друга позиций говорящих в их взаимной ясности друг для друга, "откуда" они говорят: каждая идея, усматриваемая за позицией, получает место [**12].
[*4] В этом смысле всякое самополагание мысли в лице индивидуального Я подразумевается частичным относительно всей полноты пространства: горизонт мысли (граница мыслимого и немыслимого) полагается не нами, а самим актуальным разговором между Я и Другим путем контакта и взаимного ограничения их внутренних смыслов, которое ретроспективная рефлексия обнаруживает как сюжет, "историю" разговора.
[*5] Право-мерность - буквально: мера взаимного движения и ограничения Я и Другого, налагаемая на них вступлением в общее пространство "юрисдикции" регулятивных принципов права (см. также [**1]).
[*6] При этом бытие каждого из стилей, подходов и т.д. ставится под сомнение и делается частичным относительно целостности их со-бытия как события встречи (см.также [*4]).
[*7] Т.е. наличных очевидностей, понятий, нормативных конструкций, схем истолкования etc.
[*8] Рефлектирующая способность суждения, высвобождающая из замкнутости в налично-сущем, противостоит определяющей способности, сосредоточенной на подведении казуса под сущие понятия и нормы, истолковании в имеющихся схемах, использовании наличных схем истолкования и т.д., т.е. превращающей мышление в средство и технику, или, иными словами, в "постав"[**9].
[*9] Разграничения между мыслью и не-мыслью, в пределах актуального горизонта указывающие не то, как мыслить "еще можно", а как - "уже нельзя".
[*10] Презумпции как факт философского credo опредяют горизонт мысли и ограничивают возможный набор композиций пространства философского разговора.
[*11] В призвании соответствовать "интересам истины" - установка всякого мыслящего - как "свидетеля истины" - на служение Божественному началу, сокрытому в природе мышления (см.также [*2]).
[*12] Это не означает "психологизма", но значит, что ПОЛЕ интеллектуальной дискуссии строится на множестве от-дельных (т.е. независимых) оснований, каждому из которых в принципе можно придавать статус онтологического. Поэтому я не могу принять высказывавшуюся на семинаре точку зрения, что данный текст построен в мыследеятельностном подходе и языке, хотя есть "законная" возможность дать ему такую интерпретацию. Но она будет лишь одной из возможных здесь РЕДУКЦИЙ. (См. также примечание [*2] о четырех природах мышления: если уж говорить о "началах", то я бы настаивал на этих четырех, и притом взятых как независимые, - их содержание вовсе не исчерпывается одним только "деятельностным" или "мыследеятельностным".)
Онтологическим первофеноменом (т.е. той Истиной, о которой "свидетель Истины" - п-п 9 - только и может свидетельствовать) становится теперь не какое-либо сущее causa sui [**13], не субстанция, а АКТУАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ КОММУНИКАЦИИ как со-бытие всех возможных в настоящем, in actum [**14], "начал" мышления. Онтологическое содержание события через своих участников обретает собственную ВНУТРЕННЮЮ ФОРМУ, находящую внешнее выражение в композиционной структуре пространства разговора (см. [*3]).
[*13] В таком прислушивании к суждениям Другого и воздержании от собственных выражается возможность перенесения акцента на интеллектуальную функцию понимания, связываемая с феноменологической идеей "эпохэ".
[**1] Регулятивность принципов - в отличие от обычной регламентации (подведения под правило) - означает рефлексивное отнесение их к самому себе (в том числе и тем, кто их выдвигает) - при этом рефлексия подразумевается необходимым моментом философствования. Взятая causa sui (см.[**13]), как механизм чистой мысли, философская рефлексия свободна, т.е. не ограничена никаким регулятивом - но при попытке сказывания мысль входит в пространство сказывания и разговора, а потому должна - как момент самоограничения - добровольно принять некоторые принципы самоорганизации в качестве регулятива для себя (cм.[8],[10].)
В апелляции к регулятивным принципам, не отчужденным, а как бы растворенным в самих наших поступках, проявляется рефлектирующая способность суждения (см. п-п 6 и [*8]).
[**2] Это означает для мысли "интеллектуальную ситуацию радикального сомнения".
[**3] Досл.: "Фундаментальная абсолютная несомненная истина" (лат.). Имеется ввиду обосновывающая сама себя в смысле достоверности истина, обладание которой - дело не человека, а самого бытия, но свидетельства которой даются нам в захваченности ее событием (см. п-п 9 и [*12]).
[**4] На это было указано В.Мацкевичем по горячим следам дискуссии, возникшей непосредственно в ходе семинара. Пользуюсь случаем, чтобы принести В.Мацкевичу свою благодарность за обсуждения, которые ощутимо продвинули дело.
[**5] Именно в утверждении такой непосредственности состоял экзистенциалистский пафос борьбы с непререкаемостью "априорных синтетических суждений" философии, позитивной наукой и "родной сестрой ее" - нормативной моралью, вообще, со всякой "регулярностью" мышления, имеющей претензию на предписание. Хороший философский пример здесь - Лев Шестов, в особенности его "Апофеоз беспочвенности"[15], первые методологические рассуждения о возможности "иррегулярного", "катастрофического" мышления принадлежат, по-видимому, С.В.Попову [12].
[**6] Впервые это ощущение духа права мне подарили занятия философией и методологией права в Алма-Атинском кружке, коим бессменно руководит А.Матюхин, а также обсуждения этих вопросов с С.Танцоровым и Е.Мизулиной. (О духе права см. [6], [9].)
[**7] То, что "конечный смысл" такого типа дискуссии - именно в "дохождении" до этого вопроса, мне весьма убедительно показала Н.Рыбалкина, которой я глубоко признателен за обсуждение первого варианта текста (см.также [**8] и [**2]).
[**8] По Хайдеггеру, перевод cogito через "мыслю" вводит в заблуждение. Cogito - вообще деятельность универсального опредмечивающего учета, направляемая сперва на более достоверные данные внутреннего опыта (идеи, чувства), а потом на данные внешнего опыта ("объекты"). Субъектом в такой ситуации, по Хайдеггеру, оказывается не все человеческое существо, а только cogito, наблюдающее, между прочим, за человеком.
В cogito ergo sum, по Хайдеггеру, ergo ("следовательно") прокралось неправомерно, поскольку из голого факта cogito еще никак не вытекает существование полноценного человека. Из поздних пояснений Декарта к своей формуле ясно, что он тоже не гипостазировал акт cogito и понимал, что последний доказывает только существование себя самого (id, quod cogitet, [3], I 10), а не человеческой личности, отвечающей на вопрос "кто". От декартовой формулы Хайдеггер оставляет поэтому только уравнение cogito=sum, в которой новый субъект заявляет о себе, что он очистил себя от всего и отождествил себя только с деятельностью cogito - неустанным ("бессонным") оперированием предварительно опредмеченными данными. На этом узком, но безотказном основании смогла подняться новоевропейская наука, эта ранняя несовершенная форма современного "постава" - того технического овладения действительностью, о котором, как напоминает Хайдеггер, первым тоже сказал Декарт в "Рассуждении о методе"([5],6). {В.В.Бибихин. Прим. 108-109 к переводу работы: М.Хайдеггер. Время картины мира. В сб. [11].}
[**9] Постав (Das Gestell) - термин М. Хайдеггера, указывавший на феномен забвения бытия, связанный с отчуждением смысла "техник мышления", превращения его в "вычисляющую машинерию", делающую новоевропейского субъекта господином природы, полностью ставящим под рациональный контроль связанные с ней условия своего существования, и одновременно оказывающегося бессильным перед лицом природы своей собственной субъективности [13].
Человек-с-мыслью и человеческий с-мысл (т.е. собственно-бытие, Dasein, определяющее присутствие человека в мире) оказываются в забвении, заслоненные самовоспроизводящимся и - благодаря опредмечиванию самого мышления в набор интеллектуальных техник - самовозрастающим "поставом".
[**10] "Начала" мышления есть источники его не-безосновательности (п-п 2). Это те точки, в которых наше рефлектирующее вопрошание (движение "назад, к истокам" - см. п-п 11) сливается с самим бытием. Платон и Аристотель понимали "начала" как недоказуемые истины, постигаемые интуитивным умом. (См. [1], VI 6, 1141а).
Хайдеггер связывает это с древнегреческим идеалом ОБРАЗА ЖИЗНИ, ОПРЕДЕЛЯЕМОГО "ФЕОРИЕЙ" ( ). В своем наиболее чистом виде это мышление , считавшееся "высшим действием". В таком смысле "феоретизировать" ( ) - "это: видеть явленный лик присутствующего и зряче пребывать при нем благодаря такому видению". (М.Хайдеггер. Наука и осмысление. В сб. [11].)
Этот античный идеал мышления, которое начинается с "удивления" и интуиции как "начала" познания отчасти - благодаря работам Декарта - перешел в новоевропейский рационализм (см.[4]), а после Гуссерля - и в рационализм новейший (см.[2]).
Но, конечно, это не теоретизирование в современных науках, основанных на "поставе" (см.[**8]), а "Поступок (Handlung) возвращения человека к собственному существу". (См. В.В.Бибихин. Предисловие к публикации [14].)
[**11] На этот момент "повторения", постоянного "возврата к себе" от захваченности миром в логическом плане указывала еще "объективная" диалектика, наиболее ярко выразившая себя в Гегеле - но о вечном возвращении как определяющем моменте ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ впервые было сказано Киркегардом и Ницше. (См., например, у Кьеркегора [7]. См.также [**10] и [**5].)
[**12] Композиция пространства - как принцип - противостоит попыткам его сконструировать. В этом заключается ограничение на инженерный подход к коммуникации.
Конструкция есть либо
1) результат произвола - и тогда она подчинена субъективной телеологии организатора - "локального инженера", либо
2) следствие необходимости - и тогда она соответствует объективной телеологии causa finalis - "конечной причины", выражаемой первопринципами, "не могущими быть такими либо инакими" ([1], VI 6, 1141a). Эти принципы НЕОБХОДИМО ЕСТЬ, и конструкция пространства - их ВЕЧНЫЙ ЗАКОН.
Композиция же, напротив, содержит момент СТАНОВЛЕНИЯ - и потому СЛУЧАЙНОСТИ (т.е. актуально она имеет дело с вещами, которые могут быть и такими и инакими.). Но, в то же время, эта случайность НЕ ПРОИЗВОЛЬНА, она не может быть предопределена волей отдельного участника коммуникации, но есть результат их со-бытия (см. [*6], [*12]).
Здесь философствование смыкается с искусством ("Искусству случай мил, оно же - случаю...",- говорит здесь Аристотель, цитируя, впрочем, Агафона ([1], VI 6, 1140a)). Ибо ФИЛОСОФИЯ как завершенный результат, ставшая мудрость, подобна науке, больше того, "мудрость - это самая точная из наук" ([1], VI 6, 1141a). Но ФИЛОСОФСТВОВАНИЕ - как живая мысль - всегда становление.
Композиция пространства философствования СЮЖЕТНА (см. [*4]). Сюжет философского разговора не необходим, ПО ХОДУ ДЕЛА он - лишь один из возможных, но композиция, осуществившись в событие, всегда УНИКАЛЬНА, т.е. БОЛЕЕ ЧЕМ НЕОБХОДИМА.
Быть может, в этой случайности событий, которая есть больше-чем-необходимость, и состоит секрет образования традиции?! Эту мысль автор впервые услышал от О.И.Генисаретского, за что ему глубоко признателен. Действительно, как сейчас, когда Россия вновь ищет свои пути и восстанавливает сокровенные источники своего духа, не думать о том, в чем суть традиции философствования ЗДЕСЬ, на русском языке и, вообще, по-русски.
[**13] Causa sui - причина самой себя (лат.).
[**14] In actum - актуально (лат.).
----------------------------------------------------------------------
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
[1] Аристотель. Никомахова этика. Соч. т.4. М., "Мысль"8, 1984.
[2] Э.Гуссерль. Философия как строгая наука. Логос, кн.1. СПб, 1911.
[3] Р.Декарт. Principia philosophiae (Первоначала философии). Соч. т.1. М., "Мысль", 1989.
[4] Р.Декарт. Правила для руководства ума. Соч. т.1. М.,"Мысль",1989.
[5] Р.Декарт. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой ум и отыскивать истину в науках. Соч. т.1. М., "Мысль", 1989.
[6] Кистяковский Б.А. Государство правовое и социалистическое. Вопросы философии, N6-1990.
[7] С.Кьеркегор. Болезнь к смерти. В сб.: С.Кьеркегор. Страх и трепет. М.,"Республика", 1993.
[8] Мизулина Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства. Изд-во Тартуского ун-та. Тарту, 1991.
[9] Монтескье Ш.Л. О духе законов или об отношениях, в которых законы должны находиться... Пер. с франц., СПб.,1900.
[10] Мотовиловкер Е.Я. Теория регулятивного и охранительного права. Изд-во Воронежского ун-та. Воронеж, 1989.
[11] Новая технократическая волна на Западе. Сборник переводов под ред. П.С.Гуревича. М., "Прогресс", 1986.
[12] Попов С.В. О катастрофическом мышлении. Лекция на I Методологической школе по педагогике и антропонике, Артек, 1990. Архив Межрегиональной методологической ассоциации.
[13] М.Хайдеггер. Европейский нигилизм. В: Проблема человека в западной философии. Сб. пер. с нем., англ., франц. М., Политиздат, 1988.
[14] М.Хайдеггер. Основные понятия метафизики. Вопросы философии, N9-1989.
[15] Л. Шестов. Апофеоз беспочвенности. Изд-во Ленинградского ун-та. Л., 1991.
[16] Я.Шпренгер, Г.Инститорис. Молот ведьм. М., "Интербук", 1990.