Фридрих фон Хайек помещает "расширенный порядок" организации общественной жизни между инстинктом и разумом. "Человек естественный не вписывается в расширенный порядок" - заявляет он. Природа (натура) человека протестует против правил искусственной организации общественного бытия, принятых в современном мире, называемом Хайеком "расширенным порядком". Если, по Цицерону, "привычка - вторая натура", то общественная борьба разворачивается между первой и второй природой (натурой) человека, между естественным человеком и человеком культурным. В человеческом сознании борются между собой естественные инстинкты, с одной стороны, и категории рассудка и разум, с другой. Перенос этой борьбы за пределы сознания не ограничивается только социальным миром, общественными отношениями, как полагают марксисты и социологисты. Когда индивидуальное сознание становится тесным для борьбы разума и инстинкта, ареной состязаний становится действительность языка (см. "Наш отравленный язык" Хайека или новояз-ангсоц Дж. Оруэлла) или духовная сфера, но чаще всего, конечно, политика и идеология.

Отношения между инстинктом и разумом не сводятся только к борьбе. Вступает в силу классический гегелевский принцип единства и борьбы противоположностей. Хайек отказывается принимать однозначную позицию на какой-либо одной стороне - инстинкта или разума, как это делают Жан-Жак Руссо, Зигмунд Фрейд, рационалистические ригористы или леди викторианской эпохи. Тогда он оказывается перед проблемой: как соединить несоединимое? Близкий к Хайеку по взглядам и установкам Карл Поппер, описывающий "открытое общество", представления о котором во многом совпадают с хайековским "расширенным порядком", занимает более однозначную позицию, поэтому и книгу свою называет "Открытое общество и его враги". Хайек и Поппер разделяют критическую установку, которая мало пригодна для работы с инстинктом. Критика отвергает инстинкт. Поэтому Поппер последовательнее Хайека, но Хайек тоньше и корректнее. Если он не собирается превращаться в своеобразного "буриданова осла" между инстинктом и разумом, то ему приходится решать более сложную задачу. Применительно к беларусским условиям задача Хайека весьма актуальна. Тем более что последователь Поппера Дж.Сорос и его деятельность убедительно показывают, что инстинктивные формы общественной жизни часто оказываются "сильнее" (живучее) разумных форм. Блат (СПИД общественных организмов или рудимент "узкого порядка" в расширенном) разъедает созданные Соросом институции не только в Беларуси, но и в других странах с традиционалистским укладом.

В некотором смысле задачу Фридриха Августа фон Хайека можно сформулировать как поиск пути между Сциллой и Харибдой, между инстинктом и разумом, поиск того, что может выступать ориентиром на этом пути.

Неоднократно предпринимались попытки найти такие ориентиры в самих разуме и инстинкте. Понятно, что все эти попытки предпринимались исходя из примата разума. Ж-Ж. Руссо формулировал разумные основания для апологии инстинкта, тоже самое делал Фрейд и многие другие. В семидесятые годы в СССР был большой интерес к концепции генетика Эфроимсона, изложенной в "Родословной альтруизма", где автор пытался найти генетические инстинктивные основания культурных ценностей. Инстинкт не способен таким же образом разбираться с разумом, у него нет для этого средств. Но это не мешает инстинкту определять поведение людей, так же как разум определяет их действия.

Регулятивами поведения и действий людей со стороны разума выступают ценности, выражаемые категориями истины, добра, красоты и справедливости, а со стороны инстинкта - мотивы и потребности, обозначаемые категориями гедонизма (стремление к удовольствию) и ресентимента (избегание неприятностей). В результате получается сложное пространство, задаваемое двумя измерениями: разумом и инстинктом. В этом пространстве можно векторами наметить результирующие пути людей: путь мечты и путь ностальгии. Проиллюстрируем это на рисунке 2.

Горизонтальная ось изображает инстинкт и задает направление движения от неудовольствия (бегство от боли, страдания, страха, стыда и т.д.) к удовольствию (стремление к любви, счастью, здоровью и т.д.). Вертикальная ось изображает разум и задает направление движения от заблуждения и предрассудков к истине.

При очевидном упрощении такое изображение может выполнять функцию иллюстрации дальнейших рассуждений.

Я не стану выяснять этическую природу человека. Бесперспективность спекуляций о том, волк ли человек человеку или друг, товарищ и брат, давно понята, и писатели всех жанров вдоволь поиздевались на эту тему. Я согласен с высказыванием Хайека, что "множество добрых дел, совершаемых человеком в условиях расширенного порядка, совершается им вовсе не потому, что он добр от природы". Точно также, оставим в покое фольклорных и романтических злодеев. С этой стороны достаточно самохарактеристики гетевского персонажа: "я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо". Примем как версию, что люди обычно устремлены к доброму, чистому и светлому, и удовлетворимся этим. Но будем помнить, однако, что "благими намерениями вымощена дорога в ад".

Важным аспектом иллюстрации является ортогональность осей. Ортогональность иллюстрирует идею того, что направление от заблуждения к истине безразлично к инстинктивно ощущаемому благу (счастью, удовольствию, любви). Например, истинно, что при достижении критической массы обогащенного урана начинается ядерная реакция. Однако, управляемая реакция приносит людям удовлетворение инстинктивных потребностей (свет, тепло, энергию), а неуправляемая - ядерные взрывы.

Возникает резонный вопрос: как возможно зло при всеобщей устремленности к благу? "Хорошо" было в советские времена. Кто не с нами, тот - враг народа, злодей, агент мирового империализма. Такое отношение и сейчас в ходу, оно всегда будет, поскольку оно инстинктивно. Но апеллировать к нему - дурной тон, даже в предвыборной борьбе. Так как же возможно зло при всеобщем устремлении к добру? Не претендуя на "правильный" ответ, я выскажу тезис: существуют два вектора устремленности к добру. Один из них истинный, другой ложный. Читатель, у которого хватило терпения дочитать текст до этого места, непременно должен иронично усмехнуться. Автор, с упорством выдерживавший критическую установку, "устал" и позволил себе столь догматическое суждение. Не нужно торопиться. Разделение на истинный и ложный пути в данном случае чисто формальное, а поэтому вполне укладывается в критический подход. Квалификация истинности и ложности здесь не содержательная, а логическая или инструментальная.

Инструментальная функция логической истинности и ложности названных векторов состоит в структурировании прагматики суждений о будущем, прагматики проектирования (или прожектирования), прогностики и аналитики. В первом приближении мне достаточно грамматического смысла прагматики. В грамматике возможно повелительное наклонение во фразах типа: вымой дождь, зажги звезды и т.д. То, что семантически (парадигматически или содержательно) эти фразы бессмысленны, не является принципиальным. На рисунке истинный вектор помечен именем "мечта", а ложный - именем "ностальгия". Формально эти категории различаются по типу мышления о будущем. В мечте мышление о будущем требует (в логическом смысле требования) прогнозного и проектного отношения, оценки реалистичности, а в ностальгии мышлению места практически нет. Ностальгия довольствуется эмоциональным отношением: пожеланием, тоской, заклинаниями. Дело не меняется даже тогда, когда ностальгия принимает квазиполитическую или квазиправовую форму, например: требование денонсации Вискулевских соглашений, индексация вкладов и сбережений, референдум о символике, возврат учебников "до 90 года".

Различительная способность рассудка позволяет выделить множество рабочих категорий. Теперь у нас есть еще две: мечта и ностальгия. Но нам они нужны не сами по себе, а в их инструментальной функции. Инструментальность этих категорий в нашем контексте состоит в том, что они выступают интегральным критерием выбора искомого хайековского пути между инстинктом и разумом.

Предположим, что у нас есть два альтернативных предложения обустройства будущего: Р1 и Р2. Каждое из этих предложений имеет собственную парадигматическую и синтагматическую конструкцию. Нужно выбрать одно из них. Как это делается?

Есть два типических (не альтернативных, а пригодных для синтеза) варианта решения: профессиональный и демократический.

Профессиональный вариант. Предложения обустройства будущего берутся в форме суждения и подвергаются критике и анализу. Проводится экспертиза предложений на предмет определения нормосообразности (культурности), целесообразности, логичности, экономичности (обеспеченности ресурсами и рискованности прибыли) и т.д. Проводится анализ актуальной ситуации и выявляются актуальные проблемы. Затем результаты экспертизы и анализа ситуации рассматриваются вместе на предмет установления комплементарности их друг другу. Профессиональное решение в итоге состоит в том, что Р1 реализуемо и соответстует требованиям ситуации и актуальным проблемам, а Р2 нет (или наоборот), или и Р1, и Р2 реализуемы, но Р1 отвечает требованиям ситуации и решает проблемы, а Р2 нет (или наоборот).

Демократический вариант. Предложения обустройства будущего подаются в форме мнений и избиратель соотносит каждое из мнений со своей мечтой о желаемом будущем или с эмоциональной памятью (ностальгией) о счастливом прошлом. Демократическое большинство принимает окончательное решение: будем следовать предложению Р1 и отвергаем предложение Р2 (или наоборот).

Как легко можно увидеть, оба варианта решения несамодостаточны. Профессиональный вариант решения никогда не является окончательным, он носит экспертный рекомендательный характер. А демократический не располагает квалифицированными средствами оценки реалистичности и правильности решения. Поэтому оба варианта по отдельности несовершенны и неразумны. Эксперты и профессионалы должны иметь возможность проводить анализ и экспертизу, после чего могут убеждать демократическое большинство. Иначе их рекомендации и оценки останутся достоянием академической или профессиональной среды и никогда не будут реализованы. Демократическое большинство должно быть знакомо с профессиональной оценкой и должно иметь время на ее осмысление и обсуждение. Иначе решение демократического большинства будет поспешным и рискованным, чреватым ошибками и неприятностями.

Проходившие в Беларуси в мае 1995 года выборы и референдум характеризуются разорванностью этих вариантов выбора решений. Демократическое большинство было лишено возможности и времени ознакомиться с результатами профессионального анализа и экспертизы.

Отношение между демократической процедурой выборов и профессиональной деятельностью строится таким образом, что демократия выступает заказчиком на профессиональную проработку предложений обустройства будущего. Демократия дает возможность профессионалам выполнять свою работу, поскольку нуждается в ее результатах. Но, стоп! Нуждается ли?

Нужда или потребность в критике, анализе и профессиональной экспертизе может быть, а может и отсутствовать. Это определяется тем, какой из векторов нашей схемы выбирается в качестве пути к будущему.

Предложение по обустройству будущего может эмоционально "греть" демократическое большинство, резонировать ностальгическим чувствам и переживаниям. Мечта требует активности, заставляет напрягаться и работать. Ностальгия удовлетворяется пассивным сопереживанием, сопровождается ленностью и расслабленностью. "Я хочу, чтобы лето не кончалось. Я хочу колбасы за 3.20. Я хочу назад в прошлое. Мама, роди меня обратно." Экспертиза убивает желание, разрушает ностальгические переживания. Анализ сух и не эмоционален. Критика предполагает контроль над эмоциями.

Мечта и ностальгия - антагонисты. Они взаимоисключают друг друга, как активность и пассивность, как движение и покой, как работа и переживание, как счастье и страдание. Один из украинских политиков сформулировал эту антитезу очень лаконично и точно, хотя и ситуативно: "У того, кто не жалеет о распаде Союза - нет сердца, у того, кто жаждет его реставрации - нет головы". Ностальгия иррациональна. Люди всегда будут помнить свои детство и юность, будут ностальгировать по ним и бессознательно их приукрашивать. Людям свойственно переживать о потерянной родине, о когда-то пережитом счастье и т.д. Заниматься этим - дело поэтов и психоаналитиков. Мы же оставим ностальгию и обратимся к мечте.

Без мечты нет будущего. Мечта дает силу и энергию людям для обустройства будущего. Мечта двигала протестантскими пилигримами на "Мей флауэр" и Колумбом. Мечта усаживает ученых на годы в кабинетах и лабораториях. Мечта дает людям энергию для выполнения самой тяжелой работы в самых безнадежных ситуациях и приводит к успеху. Есть ли беларусская мечта? В чем она состоит? В конечном итоге, Беларусь завтра будет тем, о чем мечтают беларусы сегодня.

Для начала - несколько замечаний о том, как о месте можно рассуждать. Козьма Прутков издевался над "желанием быть гишпанцем". Герой фильма "Курьер", услышав о мечте приятеля о новом пальто, снял свое и отдал ему со словами: "Бери и мечтай о чем-нибудь достойном". Циолковским двигала мечта его учителя Федорова о воскрешении всех мертвых. В поисках "жизненного пространства" для воскресших Циолковский разрабатывал теорию космических полетов. Знаменитые сны Веры Павловны содержали мечту Чернышевского об алюминиевом рае. Как можно говорить о мечте?

Допустим, что мечта как процесс - это способность человека видеть (прозревать) горизонты идеального будущего. А мечта как результат - идеальный образ будущего. Тогда мечту можно описывать как хронотоп идеального мира, с одной стороны, и как содержание идеального в мышлении, с другой.

Временная составляющая хронотопа идеального мира определяется глубиной обозримого будущего. Заглядываем ли мы в будущее своих детей и внуков, во времена, когда нас не будет, или только в пределы собственной жизни? Думает ли Александр Лукашенко о том, что будут читать его внуки в учебниках истории о правлении первого президента Республики Беларусь, на каком языке и в какой стране? Будет ли он выведен на страницах учебников как национальный герой или как позор нации? Думает ли средний беларус о том, как будут жить его дети и внуки в Европе XXI века, или только о том, как дожить до пенсии? Разве не этим определяется оценка того, что люди делают сегодня? Топическая сторона хронотопа идеального мира определяет масштаб места, в которое проникает мечта. Видит ли средний беларус будущую Беларусь в Европе и в мире, или в будущем он видит только возделанные 6 соток своей дачи? Видит ли он зеленые пущи и голубые озера, где могут бродить его внуки, или только водопроводный кран с теплой водой, на оплату которой должно хватить его пенсии? Разве не этим определяется выбор проектов и предложений обустройства будущего, на которые тратятся налоги среднего беларуса?

То, как человек работает, над чем он работает, определяется содержанием идеального. В советские времена много издевались над концепцией общества потребления, но напрасно. Потребительская мечта - самый простой способ представления плана идеального в массовом сознании. Генри Форд и инженеры Фольксвагена мечтали об автомобиле для каждой американской и немецкой семьи. Их мечта передалась простым американцам и немцам, на эту мечту американцы и немцы работали, и работали соответственно. Могут ли так работать беларусы, мечтающие о льготных билетах на электричку до дачного поселка или о дешевом метро? Деревенский парень из заводского общежития, мечтающий о бесплатной квартире в блочном доме, получает свою зарплату и ждет очереди. Он - оплот и опора коммунистов на выборах. Молодой предприимчивый человек, мечтающий привести невесту в собственный дом, уходит с завода и открывает собственное дело. Он может не интересоваться политикой и не быть ничьей опорой и оплотом, но он просто работает, а не ждет подачек от государства.

Вернемся к формальному допущению о двух предложениях об обустройстве будущего.

Может быть я не полностью охарактеризовал два разных предложения обустройства будущего, предлагавшихся в мае 95 года беларусским избирателям. Но важно то, что предложения были сформулированы пакетом, нельзя вырвать один параметр из пакета и рассматривать отдельно. Демократическое большинство беларусов остановило свой выбор на варианте Р2. Почему? А как же могло быть иначе?

Зачем человеку, мечтающему о бесплатном жилище, о новом пальто и зимних сапогах для жены, частная собственность на землю? За это может проголосовать только тот, кто мечтает о большой квартире для большой семьи в престижном районе Минска. Эта квартира будет дорого стоить, поэтому он голосует за свободное предпринимательство, чтобы иметь возможность много зарабатывать. Зачем человеку, чьи представления о будущем не простираются дальше уик-енда в деревне у тещи с хорошей выпивкой, европейская открытость? Она нужна только тому, кто мечтает слушать лекции Жака Дерриды в Сорбоне, тому, кто мечтает услышать оперу в Ла Скала.

Содержательное многообразие мечты как идеального плана мышления необъятно, бессмысленно пытаться его описывать и фиксировать. Достаточно сказать, что содержанием мечты выступают идеалы того, "кем я хочу быть и что я хочу иметь". Великая Американская Мечта свойственна не только американцам, но всем тем, кто во всем мире стремится в Америку (как пилигримы и пионеры), где они видят возможность стать тем, кем хотят стать, иметь то, что хотят. По содержанию Великая Американская Мечта ничем не отличается от Великой Беларусской Мечты или любой другой. Великая Мечта - это то, что индивидуальный человек представляет об идеальном самом себе. Америка отличается от некоторых других стран тем, что там о Великой Мечте говорят вслух, никому не навязывают содержание Мечты, не ограничивают ее ни в пространстве, ни во времени, ни в формах воплощения. Говорить о Великой Мечте как о Беларусской можно только в том смысле, что существуют носители Великой Мечты, для которых Беларусь есть место ее воплощения, а воплощается она всегда в индивидуальном человеке, где бы он не жил.

"Все это банально, - скажет кое-кто из читателей, дочитавших до этого места, - снова рассуждения о примитивности менталитета, о том, что беларусы не доросли". Не совсем так. Речь не о том, что кто-то до чего-то не дорос. Речь о выводах, которые необходимо сделать из всего сказанного.

Вывод первый. Предложения Р1 в Беларуси реально не было сделано. Политические партии и силы, соперничавшие на майских выборах, соревновались в том, чтобы убедить избирателей, что именно они лучше справятся с реализацией предложения Р2. Поэтому носители Великой Беларусской Мечты проигнорировали майские выборы, у них не было альтернативы. В данном случае сказывается рациональная природа мечты, со свойственной рациональности критичностью. Уж если демократические партии и политики не могут самоорганизоваться, то как они смогут обустроить страну? Демократические политики и сами понимали шаткость своей позиции, поэтому осмеливались только оспаривать у левых инициативу в предложениях Р2. В беларусской политике некому представлять Великую Беларусскую Мечту.

Вывод второй. Мечта принадлежит индивидуальному сознанию, а в общественном сознании она представлена тем, что демонстрируется в качестве образцов для подражания и сравнения. Если в Беларуси и есть носители Великой Беларусской Мечты, то они так тщательно замаскировались, что их не видно и не слышно. В Америке гордятся своими достижениями, а в Беларуси их прячут. Американцы и европейцы с удовольствием демонстрируют свой успех, а в Беларуси принято хвалиться своей нищетой и убожеством. Американцы знают своих звезд, миллионеров, героев, дети стремятся им подражать, взрослые используют их образцы как критерии оценки своего успеха. А в Беларуси? Кто-нибудь видел список беларусских миллионеров? Нет, никто из них не станет светиться, чтобы не давать повода рэкету или службе контроля президента. Но без этого демократическое большинство и впредь будет говорить только о дешевой колбасе, а без Великой Мечты голосовать за репрессии против тех, кто успешнее других в реализации своей мечты.

В контексте Великой Беларусской Мечты лозунги "Великой Беларуси от моря до моря" (или "Великий Союз", как вариант) есть демагогия. Маленькая суверенная страна и сверхдержавы одинаково убоги в свете Великой Мечты, если в них человек лишен возможности стать тем, кем он хочет, иметь то, что он хочет. Они же одинаково велики, если предоставляют человеку возможности максимальной самореализации.

Разговоры о трудолюбии беларусов, их дружелюбии, терпимости и т. д. есть демагогия, поскольку в отсутствии в массовом сознании Великой Мечты нет критериев оценки трудолюбия. Американский фермер и немецкий рабочий, имеющие массу свободного времени, не сравнимы по критерию трудолюбия с бенгальским рисоводом, не разгибающим спины, или беларусским рабочим, выкладывающимся на заводе, а потом - на своих 6 сотках. Американец и немец работают столько, сколько требует их мечта, а бенгалец и беларус работают потому, что иначе не выжить.

Что препятствует появлению Великой Беларусской Мечты на экране массового сознания? Только две вещи: инстинкты и ностальгия.

Инстинкты: Страх, что отберут тот минимум, что удалось заработать. Зависть к тем, кто успешнее. Лень, сужающая горизонты идеального. Жадность, не позволяющая вкладывать в общее дело (проще дать взятку чиновнику, чтобы оставил в покое меня, чем финансировать соблюдение прав для всех). Коллективизм - с боязнью выделиться и ревностью к выделяющимся. Чувство мести к тем, кто, якобы, лишил простых советских людей "безоблачного будущего". Наивная вера в коммунистический "рай". Бессознательный перенос вины "с больной головы на здоровую".

Ностальгия: Тоска по простому и бездумному советскому "инфантилизму", когда все решали "сверху". Неизбывное сожаление об утраченном и эмоциональное разукрашивание прошлого в "розовый цвет".

Инстинкты и ностальгия оформляются в идеологию коммунизма и национализма, а также в миссию интеллигенции.

Коммунизм культивирует зависть и инфантилизм. Коммунизм без рефлексии отвечает на вопросы: "Кто виноват?" И "Что делать?". Не важно, кто именно виноват сегодня. Важно, чтобы виновный постоянно находился. Буржуазия, империалисты, демократы, западные спецслужбы и т.д. Что делать? Всегда - делить. Не устраивает одна форма дележа, придумаем другую. Кого-то обидели в дележе? Переделим. Главное - не выпускать из рук право делить.

Национализм иногда солидарен с коммунизмом, только вместо пролетариата проявляет заботу об этносе. Коммунистический дележ был несправедливым - нужно все переделить в пользу беларусов. От коммунизма национализм отличается только одним. Коллективизм классовый он заменяет на коллективизм этнический. Беларусские националисты "мечтают" быть как русские. В их представлении беларусский народ такой же, как русский, но беда только в том, что они пытаются копировать негативные и мифические черты русских, а для подражания в достоинствах не хватает воли, энергии и ума. Подстановка вместо "русских" в националистическую формулу мнимости беларусского этноса "славян" сути дела не меняет. Фразеология может быть разной, а суть дела одна и та же у всех националистов: собственно беларусских, литвинских, панславистских Славянского Собора "Белая Русь" или президентских. Национализм не приемлет индивидуальной Великой Беларусской Мечты, он ставит на ее место этнический коллективизм.

И коммунизм, и национализм - дело рук и умов интеллигенции. Инстинктивное чувство собственной важности и значимости не позволяет интеллигенции допускать иных форм рациональности, чем те, в которых воспитывались ее представители. Привычка мыслить себя классом, прослойкой, группой в составе народа, который интеллигенция сама же и придумала, узурпация права выступать от имени этого народа, формулировать за всех идеологию делает интеллигенцию врагом Великой Мечты. Интеллигенция выращивает внутри себя авторов всех коллективистских идеологий, "носится со своими идеологиями как с писаной торбой". Поэтому всех носителей индивидуалистической Великой Мечты воспринимает как врагов.

Пока в Беларуси будут доминировать любые идеологии, Великой Беларусской Мечте не будет места. Сначала Великая Мечта, а только потом идеологии. При наличии Великой Мечты идеологии безвредны. При наличии Великой Мечты можно выбрать разумный путь между инстинктом и разумом.

В 1995 году Беларусь продолжает движение по ностальгической "Дороге к рабству" (тоже хайековский термин), другой альтернативы индивидуалистической Великой Беларусской Мечте - нет.