Ну пора мне оглядеться, что там происходит на моей стороне баррикады, что с самой баррикадой? Может, вся уже баобабами заросла? О, баобабы — это очень опасно. В тени развесистого баобаба могут найти приют самые разнообразные хищники, паразиты и гремучие змеи. А зачем они мне на моей стороне баррикады? Не нужны они мне здесь. Поэтому сначала сосчитаемся, а потом все лишние баобабы повыдергиваем.

Понятно, что текст не прочтут все те, кому недосуг, кто по безграмотности, из принципа или по иным уважительным причинам вообще ничего не читает. Не прочитают его и те, у кого не хватает мозгов или совести, чтобы интересоваться поднятыми здесь проблемами, попросту, абыяковые да жыцця. Если присовокупить к ним нескольких аутичных интеллектуалов, которые только по счастливой случайности избежали внимания к себе со стороны репрессивной психиатрии, астрологов, экстрасенсов, синергетиков, дианетиков и сайентологов, то в совокупности это составит до 90% взрослого населения страны. У детей примерно та же пропорция, и но и остальные 10% несовершеннолетних учитывать не стоит, поскольку этот текст далеко не сразу войдет в школьные и вузовские программы для изучения, да и известно, что то, что вошло в школьную программу, наизусть выучить еще могут, но читать, точно не будут. Таким образом, остается еще больше полумиллиона. Многовато.

Мат дело тонкое, тут важно не ошибиться в дозировке. Два чистых матерных слова и несколько эфемизмов — маловато. Можно, конечно, навалять сто хуев в панамку, но это не мотивировано с художественной стороны, да и обедняет восприятие номинотивно-синтагматических комплексов и экспрессивных глаголов. По самым скромным подсчетам, даже такая доза должна вытеснить на другую стороны баррикады половину из оставшихся.

Еще 100 тысяч будут добиты концептуальной феней, номинотивно-синтагматическими комплексами, длинной в три и более имен существительных подряд, не считая прилагательных, нагромождением придаточных предложений и деепричастных оборотов. Остается 156,5 тысяч.

Не проводя хотя бы пилотных замеров, трудно вычислить лишенных чувства юмора. Но, опираясь на органолептические данные и некоторый жизненный опыт, положим, что таковых будет не более 30 тысяч. Добавив к ним упоминавшихся в тексте/тесте персонажей, которые обладая чувством юмора по жизни, могут не одобрять его на свой счет, их родственников, друзей и поклонников, можем смело округлить оставшуюся цифирь до 120 тысяч.

До сих пор все было просто. Настоящая евгеника начинается только после сделанных вычитаний.

Большая посылка: ОГП — современная либерально-консервативная партия, с высоким интеллектуальным потенциалом.

Малая посылка: Текст — абсолютно либерально-консервативный, современным языком написанный, на высокий интеллектуальный уровень рассчитанный.

Дальше мы не можем полагаться на теорию вероятностей, мы не можем ждать милостей от природы, от хаоса и энтропии. 51 тысяча 750 человек — это именно то качество, да-да, я не оговорился, это именно то качество, которое происходит из количества, когда мы с полной уверенностью можем сказать, что из них, каждый человек нам дорог, каждый человек нам интересен. Это составляет 0,5175% от населения нашей страны(1). (Некоторое отклонение от значений последней переписи населения никого не должно смущать. Это объясняется тем, что люди мрут, и рождаются, и с этим ничего не поделаешь.) С этой цифры начинается индивидуальный отбор и тестирование. Работа тяжелая. Если бы нам удалось сократить численность на своей стороне баррикады до 20-25 тысяч человек, мы бы в этой стране горы свернули, реки бы вспять, и на Марсе бы яблони. Только мы, всего этого, делать, естественно, не будем, это не для нас. А что же мы будем делать? — читаю я искренний вопрос в глазах 0,5175% населения нашей средних размеров европейской страны. Эта искренность вызвана двумя причинами: с одной стороны, никто из 0,5175% не прошел еще индивидуального тестирования и собеседования со мной(2), а значит, не может быть уверен в том, что останется на этой стороне баррикады. Это, так сказать, корыстная причина, личный интерес. С другой стороны, причина бескорыстная, платонический интерес: а в самом деле, делать то чего?

— Не напрягайтесь. Во-первых, я сам напряжен, докричись, попробуй, до 51 тысячи 750 человек, не умеющих и, пока, не очень желающих, вести диалог. Во-вторых, диалогом-то мы и займемся. В-третьих, я вам, козлы, уже все сказал, слушать нужно было: начнем с исправления имен, как завещал великий дедушка Конфуций, вспомнили? Кто там бормочет в толпе: "за козла ответишь!"? Вали на ту сторону! Во, работка, блин! Отбирал, отбирал, а все равно! Ох, долго еще зерна — от плевел, козлов — от козлищ, котлеты — от мух, пока не придет время сказать: и увидел, что это хорошо. Но пока и так сойдет.

А не пора ли, думаю я сабе, уже и замахнуться. Не замахнуться ли нам коллеги, э-э, на Вильяма нашего, понимаете, э-э, Шекспира, т.е. на диалог, я хочу сказать, в рамках обязательств.

— Ты погоди замахиваться, говорят мне. Кто ты такой, чтоб замахиваться? Вон, даже среди нас, каждый 144-тый почти замахиваться готов, а на той стороне баррикады, таких замахивающихся, вообще, хоть пруд пруди. А полномочия ваши где? Самодеятельность дворовая, доморощенная. Почему это вы все решили, что уже и на Вильяма нашего вам можно замахиваться?

— А хоть бы и Левоневский, — говорят. — Если у тебя нет полномочий на замах, так, что ж ты Левоневскому отказываешь в праве замахиваться? Он, кстати, и покруче тебя будет. Так мало настоящих буйных, а без этого, какой же вожак? Вот он буйный, а ты нет, так ему и замахиваться, а ты сидел бы уж.

— Ну да, не буйный я, не спорю. Но я и не зову вас в даль светлую, я только про диалог хотел поговорить, обсудить тезисы, аргументы, чтоб сотрудничать, утверждать там, в выполнении, в преодолении и прочее. Дались вам эти буйные. Надо ж в рамках, можно даже в рамках обязательств, принятых в ОБСЕ, а буйным в рамках тесно. Буйные всегда за рамками.

— Так ты еще и соглашатель, оппортунист, и, опять же, демагог, а радикалом только прикидываешься. Мы ж, про буйных говоря, харизму имеем в виду, чтоб все по-научному, а это тоже рамки. Нам нужна полная победа демократии, окончательное утверждение демократических институтов, а какая же полная и окончательная победа без харизматического вожака? А разве ж в диалоге есть, где развернуться харизме? Нету где, потому диалог, диалогом, а полная и окончательная победа, это отдельно. Давай про победу демократии, слабо замахнуться на окончательное утверждение демократических институтов?

— Не слабо, — начинаю я заводиться. — И не думайте, я свой, буржуинский, и радикальный до ужаса, вот щас озверею, сразу увидите. Дураки вы ваще, — начинаю уже звереть. — Ведь, что есть окончательно утвердившиеся демократические институты? Это и есть, решение всех проблем и острых вопросов посредством диалога, а не мордобоем, силой, административным давлением, и, конечно, не харизматическим зомбированием. Недемократично это — харизма, и харизмой по мозгам, тоже недемократично.

— А я вам "один умный вещь скажу, только вы не обижайтесь", — это я уже успокоился. —Жалко становится мне людей, хотящих людьми зваться, поскольку, раз хотят зваться — значит, сомневаются, что таковыми являются. Хотите быть людьми — будьте. Я же с вами по-людски.

— Ты-то да, а этот? Отморозки, вшивые блохи, адшчапенцы — обидно до слез. А народ безмолвствует. Как тут не засомневаешься в человеческом своем достоинстве. Мы ж не для себя, мы ж для народа стараемся, а он нам жабьи рожи корчит. Мы ведь видим себя глазами нашего народа. Вот если бы ты был народ, посмотрел бы ты на нас, и мы бы себя людьми увидели в твоих глазах. А уж, когда бы мы людьми себя почувствовали? О, тогда бы мы враз этому накостыляли, мы бы такие демократические институты бы утвердили! Мы бы тогда все обязательства выполнили, препятствия бы все подчистую устранили.

— Я вам и говорю, встаньте и идите. Это вы можете! Утверждайте, содействуйте в выполнении.

— Твоими бы устами … . Мы ж почему тебя тормознули, полномочия от тебя потребовали? Легко сказать — встань и иди. А кто ты такой, чтоб такое говорить? Не богохульствуй. Ты же не Он. Ты даже не народ. Не гони волну?

— А вам мало того, что Он сказал?

— Немало, но ведь не нам сказал, а Лазарю. Ну ладно, евреям сказал. А мы что, мы люди маленькие, и народ наш не богоизбранный.

— Теперь уже вы волну гоните. Это Он вАм! сказал. Уточнил же — нет, ни иудея, ни эллина. Он не к народу, а к каждому отдельно обращался. Сказал: Верите, так и содействуйте в утверждении, и содействуйте в выполнении. И не говорил Он, чтоб уповали вы на Пушкина там, или Левоневского, на харизматиков разных. А говорил Он, чтоб уповали только на Отца его и вашего. И говорил еще, что с Его помощью все у нас получится. Верители ли? Не мне, ясное дело, Ему-то вы верите?

— Видишь ли … .

— Вижу, вижу. Не верите.

— А как поверить-то в это? Мы прагматики, циники мы, сам же говорил. Мы ж смотрим вокруг, опыт накапливаем, руками все пощупать хотим, органолептически чтоб все. Вот эмпирика свидетельствует … .

— Да я не о том. Эмпирика тут совершенно не причем. Я уже рассказывал вам в другом месте про Беларусь и демократию в ней вопреки очевидности. Чтоб верить, не надо пальцы совать куда ни попадя. Я о том, что если хотите людьми зваться и быть ими, не смотритесь в глаза Лукашенко, неадекватно вы там отражаетесь. Химеры и монстры отравленного идеологией сознания там отражаются. Так, там вы отражаетесь, что вас мама родная не узнает. А уж действия ваши как отражаются — свиржения(4) и покушения, вот как отражаются ваши действия. Вы туда смотритесь и видите себя пачварами. Отсюда и терзания ваши, жалость к самим себе, и неверие.

Не врал Маркс, когда говорил, что Павел всматриваясь в Петра видит себя человеком, извратил только все чудовищно диалектически. Ведь Петр сначала в Его глазах стал человеком, потому и на мир смог смотреть по-человечески. Потом научил Он Петра улавливать человеков. Да, Петр, он если хотите, в каждом из нас способен усмотреть человека, на то он и Петр. И заглянуть бы каждому из 6 миллиардов в глаза Петру, и увидел бы каждый там человека, себя, то есть, увидел бы, настоящего, а не пачвару и химеру, как бы гордо она не звучала у некоторых пролетарских писателей. Вот куда смотреть надо. А Павел-то (Савл тогда еще) ослеп сначала, чтоб понять, что изначально слеп был. А поняв это — прозрел, посмотрел и увидел себя человеком. И так отличался этот человек от той, пачвары, что была изначально, что даже имя пришлось сменить, чтоб не путать человека, с тем, что только потенция человека. Но Павел никогда не заглядывал в Его глаза органолептически, так сказать, эмпирически. Он заглядывал в глаза Петра и еще, в Дамаске, в глаза Анании. Дальше уже в глаза Павла стремились заглянуть все живущие - 2 (или минус 11). Потому что в глазах Павла был уже свет Его глаз. И этим светом виден человек, виден по образу и подобию Его. Такой человек виден, который может, может содействовать утверждению и выполнению. А никакой другой не может. Особенно если уповает на другого человека, который никогда в человеческие глаза со светом Его не заглядывал, с целью увидеть себя человеком.

А вы говорите полномочия! Нет у меня полномочий, но в глаза-то друг другу мы можем заглянуть? Для чего, вы думаете, мы сгрудились по эту сторону баррикады? А для этого и сгрудились. Какого хрена вы на площадь Банголор таскаетесь? Луку скинуть? Размечтались, не так это делается. Я то думал, что вы ходите туда людей посмотреть и себя человеком показать? В глаза посмотреть, человек человеку. Вот это бы дело было. Тогда бы мы поняли, что нет среди нас Петра и Павла с полномочиями заглядывать в глаза 6 000000000. А вот вглядеться в глаза 0,5175% не от 6 миллиардов, но только от 10 миллионов — совсем другое дело. И я среди вас. И я, без полномочий и без харизмы, совсем не много на себя беру. Ведь должен же кто-то взять на себя простую функцию минимальной организации.

• Просто громко спросить: — Ну что вы сгрудились как бессмысленная толпа?
• Потом сказать: — Разбейтесь на пары и загляните в глаза друг другу!
• Потом опять спросить: — Видите свое отражение? Видите себя людьми в глазах человеков? Видите, что вы не атшчапенцы?
• Когда все скажут: — Видим. Снова сказать: — А теперь расскажите друг другу, что вы видите. Ведь это так интересно, так важно, что такое человек глазами человека. Не стесняйтесь сказать обо всем хорошем, что вы увидите. Это не будет хвастовством, это не будет лестью. Ведь вы рассказываете только о том, что видите в глазах другого.
• Когда все расскажут это всем и друг другу, снова спросить: — А что могут те, о ком вы только что, так хорошо рассказывали?
• И когда все скажут: — О, многое могут! Эти на многое способны, да такие орлы … . Тут мое дело остановить этот базар и спросить конкретно: — А могут ли они сотрудничать в утверждении и выполнении? Могут ли они преодолевать препятствия на пути, … ну обо всем том, о чем я там раньше говорил? Чтоб в рамках там, и все такое?

И тогда я буду внимательно ждать ответа. Потому, что от этого ответа многое зависит.

1. Если будет ответ "Да!". Я скажу: — Отлично, видите, и без харизматиков можно обойтись. И пойду баобабы из баррикады выдергивать, заросла совсем. Она ж, после такого ответа, и не баррикада вовсе, а памятник демократии, ну почти как остатки Берлинской стены, ее в порядке содержать надо.
2. Если будет ответ "…..!", задумчивое молчание, значит. Тогда я скажу: — Теперь я начну вам все по порядку рассказывать. Не потому, что я лучше всех знаю, что и как. Нет, я просто знаю, потому начну, а тот, кто знает лучше, подхватит и продолжит. И это будет сотрудничество в утверждении, хотя и издалека. Ну, что делать?
3. Если будет ответ "Нет!" Тогда я ничего не скажу. Что на это скажешь? Это даже не повод напиться. Я просто напьюсь без повода. А похмелившись, начну все с начала. Итак: "Не пей! Поскольку с пьяных глаз ты можешь попасть не на свою сторону баррикады". А дальше по тексту.